Первая научная история войны 1812 года

Все таковые дела и поступки погружали меня в печаль и безнадежность на успехи нашего оружия. Мы жили с такой беспечностью, что даже не слыхали о неприятеле, словно как он был за несколько тысяч верст от нас. Занимались веселостями. Строили галерею, или залу, чтобы дать в ней великолепный бал; но зала сия, еще не доконченная, дни за два или за три до назначенного в ней пиршества, повалилась; и строитель ее пропал без вести (выделено мной, Е.П.; этот случай — прекрасная метафора вообще всем планам и всему произошедшему в России в 1812 году — прим. мое, Е.П.). (…) В один день, проводя вечер с довольною приятностью, пришел я домой и, ни о чем не помышляя, лег спокойно спать; как вдруг в два часа пополуночи будят меня и говорят, что государь за мною прислал. Я с торопливостью вскочил, оделся и побежал к нему. Он был уже одет и сидел за письменным столиком, в своем кабинете. При входе моем сказал он мне: „Надобно теперь же написать приказ нашим армиям и к фельдмаршалу графу Салтыкову о вступлении неприятеля в наши пределы“. Я ту же минуту бросился домой и, как ни встревожен был сим неожиданно полученным известием, однако же сел и написал две вышеупомянутые бумаги. <…> принес к государю, прочитал ему, и он тут же их подписал.

От сего времени, пребывание наше в Вильне сделалось небезопасно: неприятель шел скорыми шагами; и для того мы немедленно выехали из нее, оставя без сопротивления как сей, так и многие другие города ему в добычу. Главная квартира (под сими словами разумелся государь с сопровождающими его), отъехав верст около двадцати пяти, остановилась в местечке, называемом Свенцияни. Число окружавших государя особ уменьшилось; многие из них, как-то: Румянцев, Кочубей, Армфельд и другие, разъехались по разным местечкам и деревням, то есть при главной квартире остались из докладчиков только мы, то есть граф Аракчеев, Балашов и я; да при иных должностях — то есть граф Толстой, Волхонский, Фуль, Нессельроде, Анстед и некоторые из генерал-адъютантов. После обеда государь позвал меня к себе и сказал: „Надобно бы собрать сведения и написать подробный манифест о начале и причинах нашей с французами войны“. Я хотел приступить к исполнению повеления; но не было никакой возможности, потому что надлежало иметь время заняться сею трудною работою, сообразить все прошедшие политические сношения и деяния, отобрать от графа Румянцева многие касающиеся до сего сведения; а мы, почти ежедневно, переезжали из места в место; и притом граф Румянцев, с своею канцелярией, ездил и останавливался по отдаленным от нас местам, так что ни о чем нельзя было снестись с ним и справиться. Написать же такой манифест как-нибудь, без всяких справок и сведений, без ясного изложения справедливых причин, казалось мне, было бы нечто недостойное обнародования. По сим обстоятельствам, при всем моем желании исполнить волю его величества, не мог я к тому приступить.