Первая научная история войны 1812 года

Вскоре из Свенциян отправились мы далее внутрь России. На несколько дней остановились в Видзах. В промежутках сего времени видел я, что Анстед и Нессельроде ходили часто к государю и нечто ему читали. Скоро потом Нессельроде пришел ко мне с написанной по-французски (выделено мной, Е.П.), на нескольких листах, тетрадью, сказывая, что его величество приказал мне перевесть ее на русский язык. Это был тот манифест, о котором государь говорил мне прежде и к которому, по причине вышеобъясненных обстоятельств, не мог я приступить. Я удивился скорости сего сочинения; оставил у себя тетрадь и прочитал ее с вниманием; но, прочитав, удивился еще более необдуманности, с какой она была написана. Мне казалось, что она не только не послужит к оправданию и к чести наших поступков, но покажет их в виде, весьма для нас невыгодном. В ней хотели оправдать Тильзитский мир и другие наши унизительные с Бонапартом связи, которых лучше надлежало бы, по моему мнение, пройти молчанием. (…) Хотя не произошло еще ничего решительного, но сей вид бегства всей армии, при самом начале войны, сие быстрое стремление неприятеля и сие, без всякого сопротивления, уступание ему стольких городов, земель и селений — приводили всякого в уныние. Самая надежда на войска ослабевала; ибо они разделены были на главные части, из которых одной, в присутствии государя императора, предводительствовал Барклай-де-Толли, другой — князь Багратион: неприятель почти уже находился между ими, не допуская их до соединения. Третья часть, возвращавшаяся по окончании войны с турками, шла от границ их, под начальством недавно посланного туда морского адмирала Чичагова. Все сии обстоятельства представлялись в некоей устрашающей неблаговидности, тогда как с другой стороны грозный Наполеон, с силами всей Европы вломясь в пределы наши, тек надежно и беспрепятственно в самую грудь России».¹⁸⁷

В вышеприведенном тексте прекрасно всё: особенно честный рассказ о том вонючем «ж… кабаке» с падающими на голову и на документы тараканами, где из немецких записок-каракулей даже не сам ленивый и безыдейный царь, а его помощник клепал православную идеологию. «Когда б вы знали…», из каких кабаков растет «духовность», «не ведая…»? Шишкову приходилось на ходу выдумывать оправдание агрессии России, позорного бегства ее армии и необходимости простому народу все эти прелести защищать до последней капли крови. Затем немецкий источник дополнили листочком с французским текстом — и получилось сочинение для разжигания русского «патриотизма»: «шедевр» «русской» словесности… Отмечу, что создавал его тот самый А.С. Шишков, которого за приверженность к уродливым архаизмам русского языка А.С. Пушкин высмеял в «Евгении Онегине» («Шишков, прости: / Не знаю, как перевести»). Таким образом, главный Манифест 1812 года к русскому народу создавался не лишенным комизма (хотя и зорким наблюдателем) старцем, по приказу страдающего от импотенции царя, из записок иностранцев на немецком и на французском языках, причем в «ж… кабаке» во время бегства от кавалера ордена Святого апостола Андрея Первозванного — от Наполеона. Как говорится, деды манифесты по кабакам писали…

Этот же рассказ свидетельствует и о том, что перед началом кампании в русском штабе не были приготовлены идеологические тексты, необходимые для оправдания опаснейшей для режима вещи — оставления огромной территории. Вдумайтесь: если бы глубокое отступление планировалось всерьез и заранее, то правительство озаботилось бы о том, чтобы найти слова объяснения, успокоения и надежды для тех, кто неизбежно должен был вскоре лишиться всей собственности! Но нет — все решалось по воле внешних обстоятельств.

Стоит напомнить: развязывая войну, а затем призывая народ расплатиться жизнью (простые жители России, конечно, не знали все те подробности, которые я вам раскрыл выше), Александр I провел основную часть 1812 года в покоях, где не было практически ни одного русского предмета. Все элементы обстановки, убранства комнат, все декоративно-прикладное искусство, книги, часы, картины — все это было из Западной Европы и, прежде всего, из Франции. Равно как и духи, вино, деликатные ткани. Даже Библию Александр I использовал французскую и молился на французском языке (обо всем этом было подробно рассказано в главе, посвященной предвоенному состоянию России). Этот немец по крови презирал все русское и мечтал о славе Наполеона.