Первая научная история войны 1812 года

И далее — в том же духе. Затем, когда русская армия была практически полностью уничтожена, пытаясь не пропустить Наполеона в Москву, когда Наполеон уже занял город, Барклай признается жене в том, что никаких планов нет и не будет, а все происходит по инициативе неприятеля (13 октября из Тулы): «Наполеон вскоре сам должен либо отступить, либо он окажется в опасности никогда более не вернуться назад, разумеется, при полной нерешительности и бездеятельности наших знаменитых полководцев».¹⁹³ Еще один пример — письмо М.Б. Барклая де Толли Александру I (апрель 1812 г.): начальники армий ждут «начерченные планы их операций, которых они по сие время не имеют».¹⁹⁴ Показательна и фраза из письма А.А. Закревского — М.С. Воронцову в первые дни июня 1812 г. Он описывает раздробленность армии (готовой к наступлению, а не обороне) и сетует: «Жаль только, что сие прежде не было обдумано».¹⁹⁵

Продолжим. Корреспонденция царя в первые дни и недели войны свидетельствует: он боялся непопулярного отступления, постоянно порывался отдавать неуклюжие приказы к наступлению. Так, в письме председателю Государственного совета Н.И. Салтыкову (23 июня по старому стилю — т. е. всего через 11 дней после открытия кампании) Александр пытался успокоить его и столицу: «Через несколько дней обстоятельства военные примут решительный ход».¹⁹⁶ На следующий день — командующему Молдавской армией П.В. Чичагову: «Мы надеемся перейти вскоре в наступление».¹⁹⁷ Еще через два дня царь несколько по-детски требует остановить отступление, которое по собственному решению начал П.И. Багратион (т. е. на этом этапе он уже не рвался до Варшавы, а уносил ноги от маршала Л.Н. Даву, причем это было единственно возможное решение) — и увещевает: «Мы ожидаем через несколько дней решительного сражения…»¹⁹⁸ Здесь стоит отметить, что не Барклай, а именно П.И. Багратион начал активное отступление, отчасти приведшее к затягиванию войны — но его действия были не обдуманным планом, а суровой необходимостью удирать от эффективно наступающего и перекрывшего ему соединение с 1-й армией противника.

Далее. Еще одно важнейшее подтверждение того, что любитель европейского театра Александр не собирался ни в какие «скифы»: издается приказ по 1-й Западной армии: «Русские войны! Наконец вы достигли той цели, к которой стремились… Ныне все корпуса 1-й нашей армии соединились на месте предназначенном. Теперь предстоит случай оказать известную храбрость и приобрести награду за понесенные труды. Нынешний день, ознаменованный Полтавскою победой, да послужит вам примером!»¹⁹⁹ Но никакого сражения не произошло. П.И. Багратион сообщил, что он не в состоянии прорвать вклинившиеся французские части, М.Б. Барклай де Толли не чувствовал в себе таланта к активной деятельности, в штабе царил хаос, некоторые корпуса не поспевали. Сам Александр был в испуге — и хотел остановить бегство, но не знал как. Инициатива уже была у Наполеона. Вместе с тем так лихорадочно спешить с генеральным боем именно в те дни не было военных оснований: Наполеон подтягивал свои отстающие из-за быстрого марша части, да и 1-й армии предстояло еще дождаться корпус Д.С. Дохтурова и отряд М.И. Платова, а также выбрать выгодную позицию и произвести детальную разведку. Но, во-первых, Александр был патологически бездарен в военных вопросах, во-вторых, он страшно боялся за свой имидж и более того — за свой трон. Позор на фронте был чреват самыми печальными для него последствиями. Он с такой помпой выезжал из Петербурга, такие картинные молебны и балы (балы и молебны…) проводил — что теперь драпать и терпеть самоуправство вероятного любовника сестры (П.И. Багратиона) ему не хотелось. Но процесс уже вышел из-под его контроля.

Одной из главных проблем была та, что у русских не было единого и весомого главнокомандующего. В январе 1812 г. император Александр I утвердил «Учреждение для управления Большой действующей армией», в соответствии с которым, пока царь находится при ней лично — он и считается командующим. Но Александр был категорически неспособен к военному делу. Иностранные генералы отказывались принять командование над русскими в новой войне против Наполеона. Видимо, изначально царь рассуждал так: он уже не первый год готовится, армия его огромна, один из талантливых иностранцев возглавит, а он лишь будет красоваться, пожиная плоды легкой победы (т. к. Наполеон еще не готов к войне). Но иностранный талант не нашелся, Наполеон начал готовиться поздно, но со свойственной ему феноменальной энергией и гением — в итоге царь попал в расставленные им же самим сети. Он вошел в раж конфликта, сжег почти все «мосты», армия и часть желающей реванша элиты «бьют копытом», а что и как делать конкретно он сам решить не может.