Первая научная история войны 1812 года

Об этом не упомянул ни один из широко известных царских или советских историков, но параллельно с событиями Смоленской операции и с боями за город командованием русской армии (в лице лично М.Б. Барклая де Толли) и представителем правительства России (губернатором Смоленска, статским советником бароном Казимиром Ивановичем Ашем /1766–1820/) было совершено настоящее преступление против русских жителей. Несмотря на цензуру и пропаганду, уже не только профессиональные историки в курсе того, как вскоре М.И. Кутузов бросит Москву на произвол судьбы, хотя все время до этого божился не пустить туда неприятеля. Но вот что сообщал Барклай де Толли губернатору Ашу во время соединения двух русских армий: «Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности и не вероятно, чтобы оный ею угрожаем был… Обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов…» Но как только Наполеон вплотную приблизился к городу, тот же Барклай послал Ашу такое суетное предписание: «как можно поспешнее… все вывозить из Смоленска. Больных и раненых в Вязьму». Об эвакуации или о мерах к спасению от пожара гражданского населения никто даже и не подумал! Ни слова!

А дальше произошло следующее: еще до начала сражения (которое русские в теории ведь могли с помощью Богородицы и выиграть…) ранним утром 16 августа сам губернатор Аш, комендант Росси и смоленский архиепископ (!) Ириней (он же Иван Акимович Фальковский: 1762–1823)спешно бежали из города, бросив все дела и людей.¹²⁰ В итоге началась паника: толпы ничего не понимающих православных горожан бегали по улицам охваченного пламенем (из-за штурма) города, а затем часть бежала за армией, а часть осталась на милость победителя-Наполеона (который устроил им госпитали и учредил прогрессивную всесословную администрацию во главе с мэром!). Мы до сих пор не знаем, сколько жителей погибло в пожаре: людей в России традиционно не ценят, не берегут и потерь не считают. Вот вам еще один характерный пример преступления и предательства русских властей и трусливого убожества большого по чину попа, который явно не верил в те россказни, которыми одурманивал прихожан, затем им брошенных на произвол эволюции (уже, кстати, родившегося в 1809 году) Чарльза Роберта Дарвина. Можно с уверенностью констатировать, что для мирных жителей было бы куда меньше ущерба и погибелей, если бы русской армии в 1812 году там не было вовсе: все равно, с профессиональной точки зрения, толку от ее деятельности оказалось совсем мало — и уж точно меньше, чем от простых кишечных инфекций, происходивших от недостатка провианта.

Очевидец катастрофы в Смоленске, генерал И.С. Жиркевич (1789–1848), оставил такое воспоминание: «…Тут вдруг увидели, что по мостам переходят войска наши на эту сторону Днепра, за ними толпою тащатся на повозках и пешими бедные смоленские обыватели… Толпы несчастных смолян, рассыпавшихся по полю без крова, приюта, понемногу собирались сзади, около нас, чтобы продолжать далее свое тяжелое странствование. Крики детей, рыдания раздирали нашу душу, и у многих их нас невольно пробилась слеза… Здесь я слышал, своими ушами, как великий князь Константин Павлович (младший брат царя Александра I, командир гвардейского корпуса: 1779–1831 — прим. мое, Е.П.), подъехав к нашей батарее, около которой столпилось много смолян, утешал их сими словами: „Что делать, друзья! Мы не виноваты. …Не русская кровь течет в том, кто нами командует“».¹²¹ Как же этот комический (но в ту пору опасный!) националистический выпад против Барклая де Толли «прекрасно» звучит в устах человека, чьи отец и мать — чистокровные немцы: Павел I (сын Карла Петера Ульриха /Karl Peter Ulrich von Schleswig-Holstein-Gottorf / и Софии Августы Фредерики Ангальт-Цербстской /Sophie Auguste Friederike von Anhalt-Zerbst-Dornburg/) + София Мария Доротея Августа Луиза Вюртембергская (Sophia Marie Dorothea Auguste Luise von Württemberg). Однако невежественному населению в ту пору все это было фактически неизвестно.

И снова я вынужден обратиться к теме преступлений русского командования. Не имея талантов защитить свою родину, а, главное, людей и их собственность — оно просто уничтожало все это. Смоленск стал еще одной жертвой. Вот как описывает события их очевидец — приближенный Наполеона барон Фэн: «Смоленск горел, пожираемый ужасающим пожаром. Отсветы пламени освещали наш лагерь, но тогда мы еще не понимали истинную его причину.

В два часа ночи несколько наших солдат попытались через проломы в стене проникнуть в город и не встретили никакого сопротивления. Вскоре вся армия узнала, что неприятель оставил Смоленск.

Барклаю было нужно время лишь для того, чтобы разрушить город!

…На рассвете наши войска заняли город.