Читаем Первая партия (СИ) полностью

Не дождавшись ни ответа, ни какой-то реакции, он снял с себя рюкзак и неторопливо его разгрузил. Во-первых: два термоса в полтора литра каждый. Один с мисо, а другой с нежным молочным улуном. Во-вторых: очень много контейнеров с рисом. Иноичи экспертно и мягко зажарил его с «тремя деликатесами», как водится у южан: с яйцом, кое-какими мелкими овощами, маленькими креветками и такими же мелкими кусочками ветчины. В-третьих: огромный контейнер с тушёными улитками в остром соусе. Иноичи они нравились гораздо больше орешков или попкорна в качестве закуски. В-четвёртых: очень острый тушёный тофу с кусочками фарша. Он питал к этому блюду большую слабость. В-пятых: домашние гёдза со свининой и зелёным луком. В-шестых: четыре упаковки ванильного пудинга под взбитыми сливками. И, наконец, четыре чашки (для супа и чая), палочки, бутыль соевого соуса, васаби в пакетике и рулон салфеток.

Когда Иноичи довольно оглядел накрытое на полу пиршество, он заметил, что Орочимару уже обернулся и ошарашенно смотрел на изобилие еды.

— Зачем столько? — просипел, растерянно моргнув. — Здесь достаточно на троих с половиной, не считая подростков.

— Орочимару-сан, вы свои щёки видели? — миролюбиво отозвался Иноичи. — Даже у моей дочки с фазой диеты до такого не дошло.

Саннин фыркнул. А зря. Яманака, как отец и близкий друг главы Акимичи, всё-таки разбирался в правильном питании… всех. И было видно невооружённым глазом, когда скулы от рождения острые, а когда щёки неправильно кормят.

— Сначала потренируемся, — просипел Орочимару. В его глазах сиял какой-то по-доброму коварный огонёк.

— Э, нет, — вытаращился Иноичи. — Я же по цветы вышел официально! Что мне потом сказать, что я подрался с сусликами?!

— Или с зайцами.

Откуда?..

— Это Шикаку разболтал?! — с негодованием воскликнул Иноичи.

— Нара позавчера по-честному отжимался два часа на озере, пока его пытались покусать мои змеи, а потом жонглировал фигурками шоги, пока бежал обратно, уворачиваясь от кунаев, — хмыкнул Орочимару. Добавил, — не пробежать пятьдесят кругов вокруг территории Учиха в твоём-то возрасте — позор.

— Ну, знаете ли! — возмутился было Иноичи.

— Не знаю, — безразличным голосом, но с ехидным выражением лица отозвался змей. Предупредил, — беги.

Это ему скучно, — только и подумал запыхавшийся Иноичи часом позже, гуськом улепётывая от участи быть съеденным. — Твою мать, только бы ногу не свело!

Бодрая тренировка в лесу хороша, когда веточки хрустят под ногами, а не колени!

— Держи темп, — флегматично просипел Орочимару откуда-то сбоку. Сюрикены летели, между прочим, с другой стороны, а змеи наступали сзади.

— Да я… уф… держу… уф!..

Что за курс выживания для тех, кому за тридцать?!

— Завтрак надо заслужить, — прокомментировал Орочимару, — интенсивными физическими нагрузками.

Вот поэтому кое у кого щёк и не осталось!

Несмотря на собственные возмущения, Иноичи догадывался, зачем саннин тешил себя тренировками. В конце концов, как иначе заставить свидетелей своей самой большой трагедии жалеть тебя хоть чуточку меньше?

Ну да, умотать их в ничто.

Иноичи даже на войне так много не бегал, между прочим. Чего только не сделаешь ради психологического благополучия оклеветанных граждан Конохи.

Хирузен торчит мне медаль за заслуги перед отечеством, — не без вредности решил Яманака. — И премию, если я вдруг окончательно угроблю левое колено.

И хотя завтрак получился вкуснее от голода, и никакие кости не пришлось вправлять обратно, всё равно казалось, что Иноичи убежал от армии кровожадных сусликов. Его можно было выжать и повесить на верёвочку — так сильно он пропитался потом.

Уже вдоволь наевшись, он вспомнил, что большая часть компульсий, по словам чёрной овцы, была на Орочимару так давно, что даже с Анко саннин не был самим собой.

И похвалил:

— Очень хорошая тренировка! — потому что товарищей в трудную минуту надо поддерживать вне зависимости от настроения и левого колена, (которое чувствовало бы себя знатно охреневшим, если бы оно могло что-то думать).

Орочимару тихо хмыкнул в свою чашку со всё ещё теплым улуном. Тень улыбки мелькнула на его лице — и сразу же сменилась задумчивым видом. Жёлтые глаза засветились печально и глубоко несчастно.

Иноичи мысленно пнул свою сочувственность, чтобы лицо не отразило и толику жалости. Незачем вгонять человека в ещё большую тоску своей кислой физиономией. Да и эксцентричного бега с препятствиями пока хватило.

— Вот что бы ты сделал на моём месте, глава клана Яманака? — задумчиво протянул Орочимару.

С Отогакуре, марионеточным Каге которой стал саннин? С подопытными, которых пытал, оказывается, не по своей воле?

Со своим будущим?

— Не знаю, — честно ответил Иноичи, не опуская чашки с улуном. Подумал. — Я бы не отчаивался, наверное.

У Орочимару затряслись плечи от смеха.

— Вся моя жизнь, — едва выговорил он, — все мои мечты… были чудовищно искажены. Теперь я вижу их настоящую цену… А дальше что? Бросить всё и вернуться в Коноху? Я и сейчас, считай, всё бросил… прячусь здесь от мира, как рак-отшельник… Просить прощения у людей за грехи, совершённые моими руками, но не по моей воле?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 1. Шатуны. Южинский цикл. Рассказы 60–70-х годов
Том 1. Шатуны. Южинский цикл. Рассказы 60–70-х годов

Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы. Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света.Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса, который безусловен в прозе Юрия Мамлеева; ее исход — таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь. Главная цель писателя — сохранить или разбудить духовное начало в человеке, осознав существование великой метафизической тайны Бытия.В 1-й том Собрания сочинений вошли знаменитый роман «Шатуны», не менее знаменитый «Южинский цикл» и нашумевшие рассказы 60–70-х годов.

Юрий Витальевич Мамлеев

Магический реализм
Gerechtigkeit (СИ)
Gerechtigkeit (СИ)

История о том, что может случиться, когда откусываешь больше, чем можешь проглотить, но упорно отказываешься выплевывать. История о дурном воспитании, карательной психиатрии, о судьбоносных встречах и последствиях нежелания отрекаться.   Произведение входит в цикл "Вурдалаков гимн" и является непосредственным сюжетным продолжением повести "Mond".   Примечания автора: TW/CW: Произведение содержит графические описания и упоминания насилия, жестокости, разнообразных притеснений, психических и нервных отклонений, морбидные высказывания, нецензурную лексику, а также иронические обращения к ряду щекотливых тем. Произведение не содержит призывов к экстремизму и терроризму, не является пропагандой политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти и порицает какое бы то ни было ущемление свобод и законных интересов человека и гражданина. Все герои вымышлены, все совпадения случайны, мнения и воззрения героев являются их личным художественным достоянием и не отражают мнений и убеждений автора.    

Александер Гробокоп

Магический реализм / Альтернативная история / Повесть / Проза прочее / Современная проза