— Ты разбиваешь мне сердце, — меланхолично сообщила доктор Кассел, отпивая из огромной почти пол-литровой кружки, и переворачивая журнальную страницу.
Дире было хорошо, благостно и спокойно. С тех самых пор, как она решила: трепать себе нервы из-за иллюзионистов, планомерно громящих отделение нейрохирургии, дело бессмысленное и бесполезное, доктор пребывала в полной гармонии с миром. Всё равно же изменить что-либо ни в её силах.
Видимо, до начальства нечто похожее дошло. Потому как с сегодняшнего утра отделение закрыли для приёма новых пациентов. Старых либо выписали, либо распихали по соседям. А в опустевших палатах устроили гримёрки, вернув ординаторскую законным владельцам. Только вот врачей по домам не распустили, на это у руководства человеколюбия не хватило. Мол: мы мучаемся и вы с нами, из солидарности! Вот Кассел и мучилась — с чашкой горячего кофе и свежим дамским журналом.
— Степень сочувствия я оценил, — скривился Шеллер, отбирая у Диры кружку. — Но это, действительно, уже ни в какие ворота не лезет.
— А куда лезет? — спросила Кассел, с интересом за коллегой наблюдая.
Дождавшись, когда красавец, сделав изрядный глоток, закашлялся-таки, размахивая перед собой рукой, словно дым отгоняя, доктор аккуратно забрала чашку с даже на вид густой, как топлёная смола, жидкостью.
— Как ты это пьёшь? — просипел Шеллер, по-лягушачьи пуча глаза.
— С удовольствием, — заверила его Дира. — Так что опять случилось? Добрались всё же до кабинета заведующего?
— По мне, так он там скоро ночевать будет! — рыжий картинно тряхнул волосами, с размаху плюхнувшись на диван.
И с мученической миной закрыл глаза.
— Да? В последний раз я его видела в операционной. Не уверена, но, по-моему, он пытался одновременно вскрыть череп и кесарево[28] провернуть.
— Варос? — вытаращился Иро, забыв про амплуа утомлённого героя. — Кесарево?
— Сто-оп, — Кассел закрыла журнал. — Мы, вообще, о ком говорим? Лично я про актёра.
— А я про Варосов! Кому твои актёры нужны?! Кстати, это что? Цветы?
— Нет, капуста, — поморщилась Дира, даже не обернувшись к столу, на котором, в банке из-под компота, нагло торчал лохматый веник белых роз.
— Цветы? В хирургии? При тебе?!
Со скепсисом Шеллер явно переборщил, потому Кассел до ответа не снизошла. Да и не объяснять же Ирошке, что розы притащил тот самый, доктора старательно изображающий. И торжественно, при свидетелях, вручил веник Дире. Вчера актёр такой же трюк провернуть попытался, но был отправлен вместе с букетом туда, откуда пришёл. А сегодня достойная причина отказаться от щедрого дара исчезла — больных-то в отделении нет[29]. Можно, конечно, сослаться на правила, которые необходимо соблюдать в любой ситуации. Но как-то неудобно.
— Так что там с Варосами? — напомнила Кассел. — Младшего же, вроде, неврология приняла.
— Вовсе и не вроде, нечего тут из себя интерна изображать, — арочкой выгнув золотистую бровь, иронично и тонко усмехнулся Иро. — А то я не знаю, что это ты красавцу книг натаскала. И вчера аж на час после смены задержалась. Рифмы искали?
— Кстати, об интернах, — невозмутимо сообщила Хэлс, выплывая из стены и зачем-то тоже заглядывая в чашку хирурга. — Свежая байка из приёмной, ночного разлива. Доставили СЭПовцы мужика. Ну, мужик как мужик, из темечка топор торчит.
— Вот прямо так и торчит? — усомнилась Дира, разглядывая картинку с рекламой нижнего дамского белья.
Картинка была чудо как хорошо. А вот белья удручающе не хватало. За недостатком кружев рисовальщик прикрыл модель розами. И непонятно: то ли цветочки в комплекте идут, то ли отдельно продаются. Но ясно, что без них не обойтись.
— Ну, не торчит, — не смутилась бессменная дежурная. — Но рубленая рана, море крови — всё как полагается. Перегаром от бедолаги за версту разит. Да и сам весь такой… не слишком стерильный. Лежит, глазами лупает.
— В сознании?
— Говорю же, пьяный в дым. И, кажется, не первую неделю, — странное замечание странным никому не показалось. У пьяных и детей свои боги. — Так вот, пока врач этого рубленного осматривает, подкрадываются к мужику два интерна. Из хирургии они, что ли? Неважно! Попрактиковаться решили. Один серьёзно очёчки поправил и спрашивает: «Пациент, вам больно?». А второй другана локтем в бок пихает и шипит: «Ты что, дурак? У него же башка разрублена! Не так осмотр начинать надо». Тут СЭПовец, который болезного привёз, возьми и спроси, мол: «А как надо?». Ну этот, который второй умник, ресничками похлопал, эдак бочком к мужику подобрался — испачкаться, наверное, боялся — да и выдал сочувственно-сочувственно: «Мужчина, укажите локализацию болей».
— А что мужик? — хмыкнула Дира.
— А что мужик? — пожала внушительными, хоть и полупрозрачными плечами Хэлс, — Лежит себе, дальше глазьями лупает.
— Это им ещё повезло, — усмехнулась Кассел, откладывая журнал и с чувством зевая. — Когда я примерно в такой же ситуации оказалась, мне пациент подробно объяснил, где у него болит и куда мне идти. Тоже опыт: много новых слов узнала. Правда, у того топора в голове не было. Всего лишь ящер три пальца отхватил.