Правда, захлопнулась она не до конца — тут же и обратно открылась, покачиваясь на одной петле.
Не успела хирург дежурную чашку кофе допить, интерн по анализам новой пациентки отчитаться, а приволочённый едва не за шиворот, пьяненький больничный завхоз вторую дверную петлю доломать, как произошло явление господина Вароса номер два. К счастью, это не старший решил вернуться, чтобы продолжить диспут «за жизнь», а младший притопал.
Выглядел Рейн великолепно. Так и не скажешь, что его только вчера вечером с шабаша вытащили. Выбрит, свеж, зубы в очаровательно-обложечной улыбке сияют. В руках со сбитыми костяшками букет роз и бумажка. Ни на первое, ни на второе Дира особого внимания не обратила, а вот пальцами повреждёнными заинтересовалась. Намедни они целыми были.
— Здравствуйте, доктор Кассел! — торжественно провозгласил блондин.
— До свидания, — равнодушно отозвалась Дира. — Разворот на сто восемьдесят градусов и вперёд — до ближайшей помойки. Избавишься от веника, можешь вернуться.
Красавчик глянул на розы, будто позабыл об их существовании. И разулыбался ещё шире.
— Так они искусственные! Из эльфийского шёлка. Ручная работа!
— Идиот! — фыркнула Анет, демонстративно к громиле спиной поворачиваясь.
— В ритуальной конторе прикупил? — поинтересовалась хирург, меланхолично из чашки прихлёбывая.
— Почему… в ритуальной? — растерялась не долеченная имперская гордость.
— Потому что искусственные букеты только покойникам приносят! — прошипела интерн, отпихивая блондина от стеллажей с папками. — Чтобы простояли дольше.
Дира была уверена, что чудо к полкам только за этим и пошла — блондина пихнуть.
— Серьёзно? — тяжело поразился Рейн и букет зачем-то за спину спрятал. — А я не знал. Ну, теперь буду. Только вот у меня тут ещё один подарочек есть. Думаю, этот в самую точку попадёт.
Громила промаршировал к столу, шлёпнул на него бумажку, для верности ещё и пятернёй припечатав. Кассел глянула: обычный листок, кажется, из блокнота выдернутый. Уголок бурым запачкан — вполне возможно, что и кровью. Почерк знакомый, но неузнаваемый. Правда, понятно, что писавший сильно нервничал: буквы вкривь и вкось, за строчки заезжают, а под подписью ещё и клякса.
Вот подпись-то врача и заинтересовала.
Дира подцепила листок. Прочитала написанное — ничего не поняла. Прочитала второй раз. И только на третий до неё дошло: держит она в руках заявление собственного мужа на развод. При чём тут же и условия этого самого развода указаны: всё имущество, до брака супругам принадлежавшее, им же и остаётся.
Кассел потёрла бурый уголок совсем чуть-чуть, но ещё влажный. Даже пальцы понюхала. Точно, кровь!
Доктор вопросительно на Вароса уставилась.
— Ну чего? — смутился блондин, нервно волосы за ухо заправляя. — Ты же говорила: муж развода не даёт. Я и решил помочь. Чего не помочь-то хорошему человеку? Крикнул там ребят. Ты не бойся, наших, из команды. Пошли да поговорили по душам. Объяснили мужику, как он неправ. Тот понял. Так прощаешь?
— Поправь меня, если ошибаюсь, — с расстановкой протянула Дира. — В качестве извинений за то, что вчера устроил, ты выбил из моего мужа вот это?
Хирург тряхнула листком, словно кто-то здесь сомневался, о чём речь идёт.
— А что? Не надо было? — с эдакой агрессивной обидой сопнул Рейн.
Ну, точь-в-точь мальчишка, любимую мамочкину вазочку расколотивший, а потом осколки сапожным клеем склеивший. Ожидал-то похвалы, а вместо этого новую трёпку получивший.
— Ты идиот? — сама не понимая зачем, спросила Дира.
— Ну я ж правда, от чистого сердца! Вот чем хочешь поклянусь! — красавчик даже руку к груди в порыве искренности приложил. — Не такой, изменился, честно! Вот как тут побывал, так и понял: не по мне та жизнь, которая раньше была, другого хочу!
— Я заметила, — согласна кивнула Кассел. — Или что? Раньше ты не четверых, а сразу восемь оприходовал и пил в два раза больше?
— Нет, всё не так! — посмурнел красавчик. — Да, вчера я того… ну, напортачил. Пришли там одни. Просто так пришли, навестить. А потом другие. И пошло-поехало! Я ж не хотел! Но потом так захотелось… Только больше не стану, клянусь! Извини, в общем, не повторится.
— На кой мне твои извинения? — стараясь выговаривать слова почётче, а, заодно, на ор не срываться, процедила Кассел. — Ты не у меня, а у себя прощения проси. Не моей — своей башкой рискуешь. Мне то что? Помрёшь и помрёшь! Слава Деве, я за тебя больше не отвечаю. Да вот ещё перед ней можешь извиниться, — доктор ткнула пальцем в сторону замершей испуганным кроликом Анет. — Что-то мне подсказывает, не только стихами вы баловались. Песни же свои про: «Я изменюсь» — брату пой. Тут они ни к чему.
— Да я честно…