Первая работа. Возвращение

«Добрый день, Мария! Прежде всего вам нужно пройти тестирование. То есть не вам, а вашей ученице. Нужно выявить, где у вас проблема, и начать заниматься. Мой ребёнок ударился головой, и у него тоже были проблемы с памятью из-за сотрясения мозга. Мы занимались, и нам помог нейропсихолог из этого центра. У центра длинное умное название, но я его называю „Кубик Рубика“. Сами поймёте почему)))))))».

Кому: Хорхе Рибаль

Тема: Друг

Привет, Хорхе!

О нет! Конечно, нет! Друг – это просто друг. Я поругалась с ним, но он хороший. Умеет играть на губной гармошке. Его песни лечат моё сердце и помогают найти выход под толщей воды.

С надеждой,

Маша

Глава 37 Дубовый кабинет

– В пятницу вечером, после занятия, – сказала отрывисто Ирэна. – Я работаю дома, так что смогу вас принять. А это точно нельзя обсудить по телефону?

– Нет, – виновато сказала я. – Речь о занятиях… для Даны. Очень важных. Лучше лично.

– Тогда в пятницу в восемь. И приготовьте презентацию!

Последнее она сказала не мне. Такая уж она была, Ирэна. Многозадачная.

Дверь домашнего кабинета Ирэны была всегда закрыта. Я ни разу не видела, чтó внутри. Мне представлялось, будто бы там всё космически-металлическое и на кнопках. Нажал на кнопку – из блестящего шкафа выехал вентилятор и обдувает тебя. Нажал на другую – подан готовый кофе капучино с пенной шапкой. Нажал на третью – на крышу сел твой личный самолёт. Так я думала до тех пор, пока однажды, ещё в прошлом году, не услышала разговор Розы Васильевны с подружкой: «А кабинетик у неё прелесть. Там всё такое дубовенькое».

Я решила тогда, что «дубовенькое» – это как в Хогвартсе кабинет профессора Дамблдора. Правда, тёмные стеллажи и крепкий стол совсем не вязались с обликом Ирэны – блондинки в плюшевом спортивном костюме. Ей скорее подошла бы резиденция Долорес Амбридж, где мебель изящна, а с тарелочек, развешанных по стенам, мяукают котята.

Как бы то ни было, я постучалась к Ирэне ровно в восемь. В моём кармане притаилась деревянная лошадка – на счастье.

– Входите! – услышали мы с лошадкой. – Осторожно, ступенька!

– Где? – не поняла я, шагнула внутрь и тут же ойкнула от боли, подвернув ногу.

Пол в кабинете был расположен чуть ниже, чем во всей остальной квартире.

– Я же сказала, – с лёгким раздражением упрекнула меня Ирэна.

Она сидела за столом в крутящемся кресле из красной кожи, с высокой спинкой. На ней был плюшевый костюм, на этот раз ярко-голубой. Волосы Ирэна высветлила почти до белого цвета (кажется, он называется платиновым), и от этого её кожа казалась совсем светлой, а взгляд – холодным.

На голове у неё были наушники с микрофоном; сама же Ирэна не отрываясь смотрела на экран ноутбука и периодически щёлкала по клавиатуре.

– Садитесь, – коротко сказала она. – У меня скоро закончится совещание.

Я прохромала ко второму креслу, тоже красному и со спинкой, но чуть поменьше. Опустилась в него, потёрла ногу и огляделась. Тут и правда было «всё дубовенькое»: и стол, и стеллаж с книгами, – но не тяжёлое и мрачное, а какое-то округлое, ласковое. Словно крепкое дерево было умято, уговорено быть гладким и нежным по приказу Ирэны.

Пахло смесью духов и кофе. Рядом с Ирэной стояли небольшой френч-пресс и чашка, из которой она иногда отпивала. Я заметила на чашке слабый след розовой помады.

В кабинете было довольно прохладно, хотя никаких кнопок и вентиляторов не наблюдалось. Я поёжилась, погладила по гладкой спине лошадку в кармане и покосилась на картины, висевшие на стене. На одной был изображён чёрный круг, а рядом с ним нарисован знак вопроса. На другой – много-много мелких зелёных пятнышек, заключённых в красно-жёлтый овал. Наверное, это была современная живопись, но больше всего картины смахивали на ребусы из Данкиной книжки. К слову сказать, в кабинете не нашлось ни одного предмета, напоминавшего о Данином существовании, – ни рисунка, ни поделки, ни фотографии.

«Интересно, долго ей ещё? – подумала я, всё больше ёжась от холода и поглаживая подвёрнутую ногу. – А то так и задубеть недолго в этом дубовом кабинете…»

Разглядывать Ирэну было неловко, и я перевела взгляд на книжный стеллаж. Ровными нетронутыми рядами гордо высилась классика: Пушкин, Толстой, Карамзин. Зачем ей это? Для статуса? Чтобы на посетителей впечатление производить? Сомневаюсь, что она знает, кто написал «Наталью, боярскую дочь», или перечитывает на досуге «Полтаву».

Впечатление выходило гнетущее. Книги как часть декора удручали.