Первая работа. Возвращение

Моё внимание привлекли то ли небольшие стеклянные вазочки, то ли какие-то кубики, украшавшие открытую часть стеллажа. Приглядевшись, я поняла, что в стекло впаяны настоящие цветы. Жёлтые и красные розы, тюльпаны, ирисы, какие-то незнакомые сиренево-белые цветочки… Мне внезапно перестало хватать воздуха. Зачем их замуровали?

– Так, ну что у нас? – деловито спросила Ирэна, снимая с головы наушники и со стуком кладя их на крепкий стол. – Маш, вы устали? Чаю хотите? Я пью чай со вкусом кофе. Кофе нельзя, и вот приходится…

Она дружелюбно улыбнулась.

– Нет, спасибо, – сдавленно произнесла я, стараясь не смотреть на замурованные цветы.

– Тогда к делу! – хлопнула в ладоши Ирэна, потом покосилась на часы и добавила: – А то у меня следующее совещание через десять минут.

– Да… Ирэна, вы ведь понимаете: у Даны проблемы с памятью.

– Ма-а-аш, – протянула она с улыбкой и зевнула. – Вы опять? Обсуждали ведь. Проблема не с памятью, а с усидчивостью. А усидчивость развивается только одним способом – сидя!

Довольная каламбуром, Ирэна откинулась на спинку кресла и покрутилась на нём из стороны в сторону. Отпила из кружки и глянула на часы.

– Понимаете, она старается, – медленно, со значением проговаривая каждое слово, произнесла я. – Но часто она забывает то, что делала или говорила минуту назад.

– Значит, плохо старается.

– Старается хорошо! – возразила я чуть резче, чем собиралась.

Наверное, потому, что болела нога.

– Помните, у неё были мышки? Семейство Ратон? Она очень любит играть в них. Только забывает даже, куда их положила.

Ирэна испытующе посмотрела на меня.

– Хорошо, – наконец сказала она, – допустим. Я тоже замечала рассеянность. И ещё повышенную эмоциональность. Забудет что-нибудь и, вместо того чтобы вспомнить: «Мамочка, мамочка, дай обниму».

Последнее она произнесла чуть ли не с отвращением.

– Она вас любит, – тихо сказала я.

– Любовь нельзя использовать для достижения цели, – жёстко ответила Ирэна. – Слыхала я такое на работе. Одна говорит: «Ну что, досталось от начальника?» А другая: «Не! Я ему глазки построила, и он простил!» Вот и Дана на тот же путь становится. Не признавать ошибки и не пытаться их исправить, а «построю глазки, и всё простят». Ненавижу такое!

Ирэна раздражённо качнула головой.

– Маш, давайте конкретнее. – В её голосе появилась жёсткость. – Вы что предлагаете?

– Центр, – заторопилась я. – Вот тут на бумажке адрес. Там нейропсихолог. Они работают с памятью.

– Что за нейропсихолог? – спросила Ирэна. – Вы подготовили презентацию? Я же просила.

– Так это вы мне сказали? – промямлила я. – Я н-не поняла…

Ирэна посмотрела на меня, как на агента по впариванию «всего-чего-угодно», одного из тех, кто дежурит возле московских вокзалов, отзывает тебя в сторону и вкрадчиво начинает: «У нашей фирмы сегодня юбилей. По этому случаю у нас для вас скидка на весь ассортимент товаров».

– Это серьёзное место, – заторопилась я. – Мне его порекомендовали. Там занятия для детей. Память улучшается.

– Занятия? – повеселела Ирэна. – Ну и в чём проблема? Скажите Розе, пусть отвезёт!

– Проблема в том… что на первичном обследовании нужны родители… Я им звонила… Они так сказали.

– Нет. Это невозможно. У меня нет времени, Маш.

Она отвернулась к экрану, надела наушники, поднесла к губам микрофон. Потом перевела взгляд на меня, шумно вздохнула и снова сдёрнула наушники.

– Маш. Вы меня, конечно, плохой матерью считаете. Вы все. Роза тоже. Мол, на работе пропадает. Времени ребёнку не уделяет. Вам кажется, что всё это…

Она развела руками, указывая на стеллаж с замурованными цветами, на картины неизвестного абстракциониста, которые висели у неё вместо Данкиных рисунков, на люстру под потолком, состоящую из крошечных хрустальных капелек, похожих на слёзы.

– Всё это должно само упасть на голову матери, воспитывающей ребёнка в одиночку, – продолжала Ирэна. – Пусть так. Но! Ребёнок должен видеть, что мать – трудяга. И только так сам ребёнок научится трудиться. С этим, Маша, вы поспорить никак не сможете.

Ирэна погладила полукруглый стол, словно проверяя, хорошо ли она покорила дуб, не поднимет ли он мятеж, и снова придвинула к себе наушники.

Мне стало совсем холодно. Я отпустила лошадку в кармане и обхватила себя руками. А потом полезла в сумку и вытащила его. Последнее доказательство. Данкин тест.

– Вот, – развернула я смятую бумажку. – Вот… тут.

– Что это?

– Данин тест, – еле слышно ответила я. – Он очень плохо написан. Провален. И тут видно, посмотрите, что ей нужно заниматься не со мной, а…

– Подождите! – перебила меня Ирэна. – Вы сказали, что оценки не главное и тесты ничего не доказывают. Что ей не повезло. Остальные угадали, она нет. Главное – навыки. Вы сказали, у вас есть критерии для оценки её прогресса! Это же ваши собственные слова, Маша! Вы отвечаете за свои слова?!