Первая работа. Возвращение

У меня рот сам собой сложился в букву «О», а брови взлетели наверх. Страшно хотелось сказать ей какую-нибудь колкость. Например, что Ромка вообще-то звал меня на свидание, да я отказалась. Если б мы были одни, я бы так и сказала.

– Друг, говоришь, – продолжала Снежана. – А на такое твой друг способен?

Она перекинула рыжую косу на другую сторону. Я вздрогнула. На её щеке алело пятно, такое же, как у Ромки, только нарисованное румянами и карандашом для губ.

– Что это? – опешил Ромка.

Его рука так и застряла в рюкзаке.

– А ты не понимаешь? – сощурилась Снежана.

Ромка помолчал пару секунд, обдумывая что-то, и наконец покачал головой.

– Правда? – поразилась Снежана. – Это же твой… символ!

– Символ?

– Ром, ты меня удивляешь. Мы же говорили с тобой на днях, что пятно изменило тебя. Что ты стал другим. Понял, что важное в жизни, а что нет. Ты же сам сказал, что благодарен этой ситуации!

– Ситуации, а не самому пятну! – взорвался Ромка. – Я тебе объяснил, что понял, что такое дружба! Я говорил о Маше, если что!

– Да ты всё время говоришь только о Маше! – заорала Снежана.

– Ругаться-то на улицу идите! – велела техничка. – Тут вам не там!

– Что ты к нему пристала?! – напустилась на меня Снежана. – Зачем заманиваешь его сюда? Тебе мало, что Беатрис только на тебя и смотрит? Ты хочешь ещё и всех парней себе заграбастать?

– Прекрати! – Ромка схватил её за руку.

Она вывернулась и произнесла сквозь зубы:

– А ты вообще помалкивай. Тебя не спрашивали.

Ромка вытаращил глаза, а потом тихо, очень тихо, еле слышно сказал:

– Не надо со мной так разговаривать никогда. Никогда.

– Да я вообще с тобой разговаривать не собираюсь, – отмахнулась Снежана. – И на тренинги никакие больше не пойду. Выбирай. Или она, или я. Вот мой тебе ультиматум.

Снежана смерила нас обоих презрительным взглядом, развернулась и затопала прочь.

– Вот молодёжь, – вздохнула ей вслед техничка, принимаясь драить пол, – даже поругаться толком не умеют. Всё слова умные… Ультиматум, тренинги какие-то… Совсем очумели со своими экзаменами.

А я еле дышала. Мне было страшно смотреть на Ромку. Краем глаза я видела его руку, по-прежнему наполовину проглоченную рюкзаком. Ромка медленно развернулся ко мне.

– Что ж, – усмехнулся он, – похоже, День святого Валентина и не наш праздник тоже.

Даже расстроенный, Ромка продолжал изображать героя боевика. Мол, всё в порядке, детка! Как глупо… И как жалко.

Он сел, отшвырнул рюкзак в сторону и потёр лоб. Мне жуть как хотелось наговорить гадостей про Снежану. Я даже прикусила палец, чтобы не сделать этого. Человеку и так больно, от унижения… Боль за Ромку передалась и мне. Сработало моё вечное «дурацкое качество» – я подключилась к Ромке.

– Слушай, – начала я, – я не обижусь, если ты…

– Не надо, – прервал он и обхватил голову руками. – Бред! Всё это бред.

Я снова прикусила палец, пытаясь подобрать слова утешения, и не находила их. Такое ощущение, будто мне показывают что-то за моим слюдяным окошком, высвечивают фонариком, а я никак не могу разглядеть что…

– Может, ещё помиритесь? – спросила я.

Он пожал плечами и покачал головой.

– Я не хочу быть виновницей разрыва!

– Да дело не в тебе… Мне иногда кажется, что она меня совсем не понимает.

«Потому что она эгоистка!» – едва не сказала я. Снова сдержалась из последних сил. Вместо этого объяснила:

– Знаешь, моя подруга с ней дружила. Марина. Она сказала, что Снежана – максималистка. Ей или всё, или ничего. Мне кажется, это важно. Надо это понимать.

Ромка внимательно выслушал, а потом снова сделал вид, что ничего страшного не случилось, и только произнёс:

– Разберусь.

Я кивнула и похлопала его по спине.

– Хотя я не очень понимаю, что происходит, – добавил он.

Похоже, Ромка тоже стал видеть мир через слюдяное окошко. Ладно, могу и подвинуться, места хватит всем. Вдвоём даже легче ничего не понимать в том, что творится вокруг.

– Если честно, мы не встречаемся с Виталиком, – призналась я зачем-то.

– Значит, у нас с тобой есть шанс? – быстро спросил Ромка. – А тебе цветок в стекле точно не понравился?

– Крылов, у тебя совесть есть?

Я пнула его локтем, и он слабо улыбнулся.

– Подари вон той даме в фиолетовой кофте, – посоветовала я. – Ей приятно будет. Хоть что-то хорошее «эта молодёжь» сделает.

Роза Васильевна позвонила ровно через неделю.

– Получилось! – радостно сообщила она. – Так что, Машенька Николаевна, не приходите пока. В понедельник Ирэна ведёт Даночку на обследование. Совещание отменила! Ух, возмущалась! Вечно у неё Роза-то во всём виновата.

– Простите, – пробормотала я, – вы из-за меня…

– Да я привыкла уже, – довольным голосом сказала Роза Васильевна. – Я-то ей как мать родная. А мать вечно во всём у ребёнка виновата. Пусть ворчит. Главное – дело сделать согласилась.

– А как вы её уговорили?