Когда Катя протянула кассиру карточку, расплачиваясь заодно и за мои покупки, я заметила у неё на кармане пальто крошечный кусочек розовой жвачки. Гусина работа. Он жить не может без «лавизок», как он их называет. Я не стала ничего говорить Кате. Мы с ней были как две мухи на потолке, который дал трещину, разъединившую нас, а потом и вовсе принялся осыпаться. Не станет же одна муха, падая с потолка, кричать другой, что у той крылышко в варенье?
Глава 41
Слова в предложении
Папе на работе подарили пакет с зеленью. Из пакета высовывал лохматую голову разномастный букет.
– У одного водителя жена на рынке продаёт овощи, – объяснил папа. – Он принёс, говорит, поздравляю с сыном.
– Не поздновато? – удивилась я. – Мишке скоро полгода.
– Парень болел долго, а потом забыл. В общем, вот, девочки, витамины, а я побежал, у меня смена скоро начинается.
– Это маме, – отодвинула я от себя благоухающий пакет.
Мама поднесла букет к носу, вдохнула и зажмурилась.
– Базилик! Двести лет не ела… Он стоит сто тыщ. Нет, это Маше! Ей надо витамины, чтобы не…
– Не заболеть? – подначила я.
– Не ссорьтесь! – донёсся из-за двери папин голос. – Там мята ещё. Чай заварите. Она успокаивает.
– А давай правда? – обрадовалась мама. – Чай с мятой пахнет летом.
Заварили, как же. Только помыли пару веточек мяты, только сунули их в заварочный чайник, из комнаты раздался такой вопль, словно на Мишку напали разбойники. Мама, конечно, всё бросила и убежала.
Я включила чайник, подождала, пока вода закипит. В заварочный чайник неторопливо насыпала заварку, налила кипяток, накрыла полотенцем. Потом осторожно перелила чай в стеклянную чашку и украсила листиком мяты. Пар и правда пах летом… Я поставила чашку на блюдце и понесла в комнату.
– Вот, – торжественно сказала я, заходя в спальню к родителям. – Между прочим, говорят, что материнство – это вечно остывший чай. Давай не будем подтверждать это клише и…
Я оборвала себя на полуслове. Мама сидела поперёк кровати, вытянув ноги и оперевшись спиной о стенку, как часто делаю я, когда учу свои сочинения. И ведь никто не говорит маме: «Отодвинься, стена холодная». На руках у неё лежал Мишка в бело-голубом костюмчике и тянулся к её распущенным волосам. А сама мама спала! По-настоящему!
Я поставила на стол чай, которому всё-таки суждено было остыть, и забралась на кровать. Мишка повернул голову в мою сторону и улыбнулся. Во рту у него, как у старикашки, белел один зуб. Вот потрясающая у него способность: сколько бы я ни ворчала, сколько бы ни возмущалась, он всё равно мне улыбается. Я подползла совсем близко и осторожно вытащила брата из маминых рук. Мама даже не почувствовала ничего… Может, на неё подействовал запах мяты, говорят же, что он усыпляет. Мы с Мишкой потихоньку отползли на край кровати. Я сначала как-то неловко прихватила его, прижала рукой, и он недовольно задрыгал ногами и запищал.
Мама помотала головой, словно от чего-то отказываясь во сне, и съехала по стене на кровать. Её голова попала прямо на подушку.
«В яблочко!» – подумала я и потащила брата на кухню.
За окном сгущались сумерки. Попав в тёмную кухню из залитого светом коридора, Мишка вытаращил глаза. Я тоже. Потому что не знала, зачем я его забрала и что с ним делать.
На кухне вкусно пахло летом, но я не осмелилась налить себе чаю. Вывернется ещё у меня из рук, акробат. Это мама может чистить зубы, держа его в одной руке. И то он так и норовит схватить с полки стаканчик со щётками.
Я встала у окошка. Мишка то открывал рот, то закрывал. Как будто раздумывал, заорать ему или нет. Я немного покачала его. Он был лёгкий, как кукла.
– Мама спит, она устала, – начала я.
Он уставился на меня с открытым ртом.
– Ну и я играть не стала…
Дальше я не помнила. Мишка подождал немного продолжения, а потом сунул в рот палец и принялся его грызть.
– Ну и в чём твоя уникальность? – проворчала я. – Нет, дорогой, ты должен научиться делать что-то особенное, что отличает тебя от других. Иначе в нашем мире не выжить. То есть выжить-то можно. Но жизнь твоя будет скучна и сера, как текст Чернышевского.
На этом лекция по философии закончилась, и мы оба принялись таращиться в окно. Между нашим домом и соседним покачивались тёмные ветки берёз. Если смотреть на них в освещённое окно, казалось, будто у людей в квартире напротив растёт ветвистое чёрное дерево.
В этой квартире часто смотрели телевизор. Он висел у них так, что мне было видно, какие передачи они там смотрят. Днём – программы про здоровье. Вечером – мультики про свинку Пеппу. Сейчас экран мелькал – показывал то свинку, то новости, то свинку, то опять новости.
– Видишь, они там ссорятся, – показала я Мишке, – спорят из-за пульта. Точнее, из-за того, что им смотреть.