Степан Шешковский умер в 1794 году, за два года до смерти своей покровительницы Екатерины, последние годы этот орган возглавлял его бывший помощник Макаров. Александр Семенович Макаров был тайным советником и ближайшим подручным Шешковского в Тайной экспедиции, его заместителем. Именно ему до смерти Екатерины II поручили после кончины Шешковского возглавить этот орган тайной полиции. Недолго прослужив в этом качестве, Макаров остался в истории российского политического сыска руководителем, особенно много внимания уделявшим тюрьмостроительству: он часто посещал подследственных в тюрьмах, и именно при нем в Петропавловской крепости у Тайной экспедиции появился особо надежный каземат для самых главных политических преступников — Алексеевский равелин. В это время орган политического сыска в истории уже окончательно закрепился под новым названием «Тайная экспедиция» при Сенате, каковым он останется и в годы недолгого правления императора Павла. Название «Тайная канцелярия» кануло в историю уже в последние годы екатерининского золотого века Российской империи, хотя спецслужба продолжала свою деятельность в том же ключе. Замена одного слова в названии мало что меняла в духе этого органа политического сыска, обозначение его подчиненности генерал-прокурору Сената оставалось зачастую при Екатерине Великой формальностью. Поэтому общество никакой перемены не заметило, долго называя эту службу попеременно то «канцелярией», то «экспедицией».
ПОЯВЛЕНИЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КАТОРГИ у РОССИЙСКОГО ТАЙНОГО СЫСКА
Завершая разговор о последнем варианте Тайной канцелярии времен Екатерины II, необходимо отметить еще одно новшество в истории тайного сыска при этой императрице. При ней впервые появились массовые поселения политических ссыльных, до того виновных в государственных преступлениях по приговору ссылали куда угодно наравне с обычными уголовными злодеями. Общеизвестно, что при Елизавете и Екатерине Великой в Российской империи практически не применялась смертная казнь. Это в целом действительно так, если не считать множества убитых в Тайной канцелярии при пыточном следствии или умерших при назначенных судом телесных наказаниях. Когда казнили офицера-мятежника Мировича, действительно долго не могли найти палача, профессия временно отмерла от невостребованности.
Количество же осужденных, как говорится сейчас, по «политическим статьям» не уменьшалось, а увеличивалось. Просто в екатерининский век это не было так заметно, потому что не было таких массовых и одномоментных ударов политических репрессий по обществу, какими были, например, при Петре I дело царевича Алексея в 1718 году или массовый розыск по семейству Долгоруких при Анне Иоанновне. Политические репрессии екатерининской Тайной канцелярии словно получились равномерно размазанными по годам ее правления. Но при этом на любом отрезке истории царствования Екатерины II мы видим методичную работу тайного сыска и очередную серию его жертв: гвардейцы-заговорщики, обманутые солдаты Мировича, несогласные с изъятием монастырских земель в пользу государства священники, сторонники Пугачева, члены «павловской партии», мартинисты, Радищев и его идейные собратья и так далее — политические преступники практически на любой вкус и из самых разных слоев российского общества.
В плане политических преследований инакомыслия внешне европеизированная екатерининская империя временами откатывалась даже от эпохи Елизаветы к временам жестких репрессий Петра I или Анны Иоанновны. Пушкин не даром позднее назовет екатерининское правление деспотизмом под личиной кроткости государыни. Поэт не забывал помянуть ей многих жертв ее Тайной канцелярии, и даже в личных бумагах он часто упоминает о своем деде-гвардейце, в 1762 году арестованном Тайной канцелярией за попытку поднять против Екатерины Измайловский полк и два года отсидевшем за это в крепости.
В пушкинском очерке «О русской истории XVIII века» помимо известного и хлесткого резюме: «Правление в России есть самовластие, ограниченное удавкой», о «кроткой государыне» Пушкин высказывается столь же неприязненно, как и о диктаторских замашках Петра I. Перечисляя грехи в его представлении Екатерины II, наряду с разорением крестьянства, закабалением Малороссии и Польши и другими прелестями золотого века, Пушкин отдельным абзацем проходится и по практике Тайной канцелярии. Очевидно, что эту часть работы машины политического сыска при Екатерине II считал наиболее мрачной страницей в этом золотом веке.
«Екатерина уничтожила пытку — а Тайная канцелярия процветала под ее патриархальным правлением. Екатерина любила просвещение, а Новиков, распространивший первые лучи его, перешел из рук Шешковского (домашний палач кроткой Екатерины) в темницу, где и находился до самой ее смерти. Радищев был сослан в Сибирь, Княжнин умер под розгами — и Фонвизин, которого она боялась, не избегнул бы той же участи, если бы не чрезвычайная его известность»[16]
.