Первая спецслужба России. Тайная канцелярия Петра I и ее преемники. 1718–1825

При этом тот же историк Тайной канцелярии В.И. Веретенников отмечает еще одну знаковую черту деятельности этой службы: ее полную неподконтрольность праву. Это как раз то, о чем писал Никколо Макиавелли, считая, что даже силовое подавление оппозиции государю должно быть облечено в формы написанного этим же государем закона. В Российской империи эпохи Анны Иоанновны силового воздействия ее сыска на оппозицию было предостаточно, законодательное же прикрытие этого процесса было минимальным. Правовая сторона деятельности Тайной канцелярии действительно ничем не была регламентирована. Указ Анны Иоанновны о ее воссоздании определял только цели существования этого органа, а действующее на тот момент уголовное «Уложение Алексея Михайловича» только ограничивало круг государственных преступлений, которыми канцелярия должна была заниматься. Весь же внутренний процесс (по освоенной давно схеме: донос — арест — допрос — пытка — приговор) строился самой Тайной канцелярией по традициям (как сказали бы англичане: по праву прецедента) и по написанным самим Ушаковым внутренним инструкциям-указаниям. В целом таково было вообще отношение к закону в Российской империи времен царицы Анны Иоанновны, чей любимец и видный государственный деятель фельдмаршал Миних любил говорить: «Закон писан плутами и ими же используется, толку от него нет».

На этом можно было бы и закончить разговор о втором возрождении в России Тайной канцелярии, если бы не одна принципиальная особенность новой канцелярии, которая ранее в черновых вариантах приказов и даже в первом петровском варианте тайной полиции не замечена.

Впервые этот институт примитивного политического сыска применен в России для организации расправы с династическими соперниками правящего монарха. При этом, в отличие от уничтожения Петром Великим старорусской оппозиции и следствия о побеге за границу царевича Алексея, в архивах Тайной канцелярии историки находят не явные свидетельства вскрытия очевидных антиправительственных заговоров, а слепленные следствием очень сомнительные дела. Если заговор царевича Алексея и Кикина был раздут до больших размеров, чем имел в своем основании, но все же он был хотя бы реальным заговором — имелась тайная группа не последних в государстве людей с планом смены режима, то в архивах Тайной канцеляриии императрицы Анны остались уже явные «слепленные» для нужд власти полумифические и совсем мифические заговоры.

Одним из самых показательных таких дел стало расследование «измены» бывшего любовника дочери Петра Великого Елизаветы, офицера Шубина. Его арест и пытки в Тайной канцелярии позволили вырвать признание в несуществующем заговоре неких сил, собирающихся возвести на престол взамен Анны Иоанновны кого-то из других претендентов, а здесь в те годы особенно подозревали в этом прямую наследницу, дочь Петра Великого и будущую императрицу Елизавету Петровну. Шубину после этих признаний, полученных на дыбе лично князем Ушаковым, сохранили жизнь, но выслали в вечную ссылку на Камчатку. Никаких масштабных арестов по этому делу затем не последовало, что само по себе наводит на закономерную догадку: никакого настоящего заговора здесь не было. Шубина, как оппозиционного болтуна и друга цесаревны Елизаветы, просто изгнали со своих глаз, а его показания использовали, чтобы приструнить ближайшее окружение дочери Петра Великого. Это отмечал и исследовавший аннинскую эпоху историк Е.В. Анисимов: «Слежка за цесаревной и ее гостями, возможно, была связана с розыскным делом гвардейцев, обвиненных в заговоре в пользу Елизаветы. 22 декабря 1731 года Анна Иоанновна писала Б.К. Миниху: «По отъезде вашем отсюда открылось здесь некоторое зломышлейное намерение у капитана от гвардии нашей князя Юрья Долгорукого с двумя единомышленными его такими же плутами, из которых один цесаревны Елизаветы Петровны служитель, а другой гвардии прапорщик князь Барятинский, которые уже и сами в том винились». И хотя «по розыску других к ним причастников никаких не явилось», тем не менее, Анна приказала арестовать бывшего придворного и фаворита Елизаветы А.Я. Шубина… Роман был прерван по распоряжению Анны Иоанновны, сославшей Шубина в Ревельский гарнизон, а потом приказавшей арестовать его по делу А. Барятинского. По-видимому, Шубин был арестован облыжно. Б.К. Миних писал: «Присланные (с арестантом) письма я рассмотрел, и явились его деревенские партикулярные и полковые, а причиннных (т. е. связанных с причиной ареста) никаких не имеется». Тем не менее, в январе 1732 года Шубин был сослан в Сибирь «за всякие лести». Что имелось в виду под этим — не ясно. Известно лишь, что Шубин провел на каторге десять лет и был освобожден только в 1742 году, причем курьер с большим трудом нашел лишенного имени и фамилии арестанта»[10].