Здесь все наводит на мысль о действительно облыжном характере обвинения Шубина, пострадавшего, скорее всего, просто за его дружбу с цесаревной Елизаветой. И отсутствие доказательств заговора в его бумагах, и отсутствие дальнейших арестов (не собирались же двадцатилетние офицеры Шубин с Барятинским вдвоем поднять гвардию против императрицы Анны), и невнятный приговор Шубину «за всякие лести», который историк последующей эпохи так и не смог расшифровать. А то, что на основании такой «доказательной базы» молодого человека загнали на десять лет в сибирскую каторгу, отобрав у него даже имя, так что и курьер правительственный долго не мог найти, так в нашей истории сыска к такому не привыкать — осудили-то «за всякие лести». Хотя часть историков в этой связи высказывают версии, что Шубин сам не откликался на свою фамилию и прятался в каторжной толпе от столичного курьера, поскольку опасался указа об утяжелении своей участи или этапа опять в Тайную канцелярию для более сурового рассследования его дела, — такие случаи на каторге были не редкость, никто же изначально не знал, с чем прибыл по его душу курьер из столицы.
После Шубина Ушаков приказал арестовать еще одного близкого друга Елизаветы, Семена Нарышкина, собираясь и из него выбить новые показания о тайной группе «елизаветинцев», чтобы затем запугать саму популярную в стране Петрову дочь. Но Нарышкин от ареста скрылся, тайно бежал из страны и обосновался во Франции, где уже действительно попытался сколотить заговор из русских эмигрантов, нащупать контакты с недовольными в России и союзничать в своих начинаниях с иностранными разведками. Так липовые заговоры, плодя обозленных преследованиями стойких оппозиционеров, вызывали к жизни заговоры уже настоящие. В будущем российские (советские) спецслужбы на эти грабли наступят еще не раз. А группа сторонников Елизаветы под началом Семена Нарышкина в Париже становится в нашей истории одной из первых групп политических оппозиционеров-эмигрантов. Раньше, еще даже и в эпоху правления Петра I, для такого феномена, как политическая русская эмиграция, не было ни идейной почвы, ни самой кадровой базы из достаточного числа русских эмигрантов за пределами России. Начиная с первых групп династической оппозиции, подобных нарышкинской, феномен политической эмиграции становится новой проблемой российской власти и ее сыска. А когда династических дворянских эмигрантов сменят идейные либералы, республиканцы, социалисты, народники — вот тогда проблема приобретет угрожающие размеры для режима Романовых.
Пока же первыми эмигрантами, тревожащими их, стали обиженные дворяне и сановники, мечтающие о более подходящем для себя монархе на русском престоле, да еще убежденные раскольники-староверы, у них была своя политикорелигиозная эмиграция. Нарышкин же, проживавший во Франции с чужим паспортом на фамилию Тенкин, закончив в эмиграции Сорбонну и подружившись в Париже с Вольтером, одним из первых русских политэмигрантов вступил в откровенные отношения сотрудничества с иностранной разведкой против единого врага — существующего в России режима императрицы Анны. Именно через этого эмигранта и его соратников сторонники цесаревны Елизаветы из России позднее установят связь с дворами Франции и Швеции в надежде на поддержку грядущего переворота в пользу Елизаветы Петровны в России. И пусть эти контакты не станут определяющими в свершившемся в 1741 году военном перевороте русской гвардии с призванием Елизаветы на трон, пусть этот переворот станет в большей мере внутрироссийским заговором, сам факт такой смычки очень примечателен. Впервые в богатой на дворцовые перевороты истории России такой заговор изначально строился по новой схеме: сторонники претендента на престол в России — их друзья политэмигранты — западные разведки — правительства западных стран и их монархи. И в центре этой комбинации, которую не смогла пресечь аннинская Тайная канцелярия Ушакова, оказался наш первый идейный организатор эмигрантского заговора на паях с иноземной разведкой — Семен Нарышкин. После воцарения своей бывшей любовницы и невесты Елизаветы Петровны на русском троне Нарышкин вернется в Россию, но отойдет и от бывшей любимой претендентки на престол, и от политики вообще, став организатором первого в России ансамбля духовых инструментов, он умрет в 1775 году уже в годы правления Екатерины II.