Первая сверхдержава. История Российского государства. Александр Благословенный и Николай Незабвенный

Небольшой народ грузины (менее полумиллиона человек), став российскими подданными, начали играть довольно заметную роль в государстве, потому что местное сословие мелких землевладельцев азнаури обрело права российского дворянства и тем самым получило доступ к офицерской и чиновничьей карьере. Это была обычная практика правительства, успешно применявшаяся при освоении новых иноплеменных территорий. Проще было приручить местные элиты, а не антагонизировать их. Права дворянства были предоставлены и многим азербайджанским маафам (представителям военного сословия), и кавказской горской знати, а ранее – башкирским и калмыцким старейшинам.

С более многочисленным еврейским населением, которое после 1815 года исчислялось в два с лишним миллиона человек, правительство, однако, повело себя иначе. Государство никак не могло решить, что ему делать с этим нежданным и, в общем, нежелательным привеском к польскому наследству. Решением «еврейского вопроса» займется уже следующее царствование.

Еще одним неиноверческим, но инокультурным анклавом стала присоединенная в 1812 году Молдавия (полмиллиона жителей), однако значительная часть того же народа оставалась под властью турок. Эта незавершенность сулила в будущем новые войны.

В целом же можно сказать, что при Александре I империя, оставшись по духу и риторике «великоросской», сделалась страной по-настоящему многонациональной и многоукладной. Скоро недоброжелатели окрестят ее «тюрьмой народов» – но если так, то узником этой огромной темницы были и сами русские.

Впрочем, свобода и несвобода – понятия относительные. И если сравнивать александровскую Россию не с Европой, а с предыдущей эпохой, следует сказать, что это царствование, несмотря на строгости последних лет, все же осталось в памяти потомков как некая светлая эпоха.

В немалой степени это связано с личностью монарха. Александр Благословенный был мягким самодержцем в очень жесткой стране, и за его четвертьвековое правление нравы в ней существенно смягчились. В предыдущем столетии то же самое произошло в царствование «кроткой Елисавет» и «матушки» Екатерины, но в несравненно меньшем масштабе. Начало девятнадцатого века стало для России настоящей ментальной революцией. В последующем примерно такой же эффект будет производить всякая либеральная «оттепель» после реакционных «заморозков»: в 1860-е годы, в 1950-е, в конце 1980-х. Общество будто оттаивает и распрямляется. Появляется много ярких, независимых личностей, звучат новые голоса, рождаются свежие идеи.

Атмосфера вольномыслия и гуманности, установившаяся в 1800-е годы после павловской истерической диктатуры, не просто разморозила русское общество – она создала его. До Александра в стране, собственно, никакого общества и не было, если понимать под этим термином комплекс мнений и политических устремлений, возникающих вне зависимости от желаний и намерений власти. Раньше в империи существовали только придворные партии. Конечно, и теперь к категории «общества» можно было отнести лишь образованную часть дворянства, но этот пока еще небольшой круг теперь будет все время увеличиваться.

В любой автократии личные черты правителя задают тон всей стране, подают людям пример. Главная историческая заслуга Александра заключалась в том, что пример этот был благим. Царь отличался жалостливостью и сентиментальностью, он сострадал несчастным, и это замечательное качество породило моду на филантропию и всякого рода благотворительность – тогда это называли «общественным призрением». Первыми же указами молодой государь принял страждущих и обездоленных под свое «особое покровительство». В 1802 году по высочайшей воле была основана крупная организация (с 1814 года она называлась «Императорское человеколюбивое общество») для помощи «нуждающимся без различия пола, возраста и вероисповедания, при всех проявлениях их нужд от младенческого возраста до глубокой старости». «Человеколюбивое общество» аккумулировало и распределяло частные пожертвования, причем самым крупным спонсором был сам император. Отделения открывались по всей стране. Шефствовала над человеколюбием вдовствующая императрица Мария Федоровна, мать государя, что придавало движению державный размах. Повсеместно возникали больницы, богадельни, приюты, учебные заведения. К концу царствования бюджет Общества достиг полутора миллионов рублей в год, под его «призрением» находилось 150 тысяч человек. Самым драгоценным результатом этой инициативы стало то, что отныне – хоть в либеральные времена, хоть в реакционные – филантропия будет считаться в России достойным и похвальным делом.

Другим отрадным событием, сильно подействовавшим на умы и нравы, было общее раскрепощение мысли – следствие ранних либеральных реформ. Новые университеты, издательски-журнальный бум, значительное смягчение цензуры дали толчок интеллектуальной жизни, и потом никаким Шишковым с Магницкими справиться с этим взрывом было уже невозможно. Когда общество начинает свободно размышлять, да еще и получает привычку к высказыванию, обратного хода уже не бывает.