Своим карьерным взлетом он был обязан давнему расположению царя и царицы – десятью годами ранее Киселев, тогда флигель-адъютант, присутствовал при их помолвке в Берлине. Вступив на престол, Николай начал продвигать людей, которых лично знал и кому доверял. Одним из них стал Павел Дмитриевич, к тому времени всего лишь начальник штаба Второй армии, расквартированной в провинции, на Украине. В аракчеевские годы он слыл прогрессистом: избегал телесных наказаний, устраивал школы для солдат, противился учреждению военных поселений. Декабристы из Южного общества даже подумывали, не привлечь ли генерала к заговору.
К тому же у Киселева была репутация человека чести. В 1823 году произошел громкий инцидент, взбудораживший все общество – так называемая «генеральская дуэль». (Пушкинский приятель И. Липранди, например, пишет, что поэт «в продолжении многих дней ни о чем другом не говорил, выпытывая мнения других: на чьей стороне более чести, кто оказал более самоотвержения и т. п.».)
По всеобщему убеждению, Киселев в этой истории вел себя безукоризненно.
Один из его подчиненных, генерал Мордвинов, отставленный за служебное упущение, прислал начальнику картель. Принимать вызов от нижестоящего было необязательно и даже противозаконно, но Киселев согласился. Впоследствии генерал напишет царю: «Он меня вызвал, и я считал своим долгом не укрываться под покровительство закона, но принять вызов и тем доказать, что честь человека служащего неразделима от чести частного человека».
Тогда чаще всего стрелялись «невсерьез» – обменивались ритуальными выстрелами с большого расстояния, а потом жали друг другу руки. Но Мордвинов заявил, что один из дуэлянтов «должен остаться на месте», и потребовал дистанции в восемь шагов. Никто не хотел стрелять первым, уступая очередность противнику. Наконец по команде выпалили одновременно, и Мордвинов был смертельно ранен.
Впоследствии Киселев до конца дней выплачивал вдове немалую пенсию.
Павел Дмитриевич был человеком разносторонних дарований. Он проявил себя хорошим полководцем, командуя армией в турецкой войне 1828–1829 годов, а назначенный управлять новыми российскими протекторатами, Молдавией и Валахией, оказался и отличным администратором. Проведенные там реформы в некотором роде поразительны, ибо шли вразрез с общим государственным курсом. Киселев учредил в Дунайских княжествах нечто вроде парламентов, ограничив власть монархов-господарей; вывел из крепостного состояния крестьян; установил вместо прежних натуральных податей единый денежный налог; поставил под защиту закона цыган, ранее бесправных.
Павел Киселев.
Киселев вообще является любопытной аномалией Николаевской эпохи. По выражению советского историка П. Зайончковского, он был тогда «единственным представителем партии прогресса» – вернее, он был единственным, которому позволялось высказывать либеральные взгляды. Убежденный сторонник отмены крепостничества во всей России, граф Павел Дмитриевич год за годом убеждал царя в необходимости этой реформы. «Мы займемся этим когда-нибудь», – отвечал его величество.
С 1837 года Киселев возглавлял министерство государственных имуществ, где в частности ведал казенными крестьянами и ввел у этого сословия зачатки самоуправления.
В целом же результаты многолетних усилий энергичного «системного либерала» были весьма скромны. В своих записках он печально резюмирует: «Моя жизнь была деятельная, но безотрадная». Еще лучше выразился сам Николай, сказавший: «Киселев сделал то, что ему разрешили». А «разрешили» ему очень немногое.
Александр Бенкендорф