Первая сверхдержава. История Российского государства. Александр Благословенный и Николай Незабвенный

Запрещая подданным «рассуждать», Николай оставлял это право только за самим собой, то есть взваливал на себя ношу, с которой никак не мог справиться. Он все время, каждую осень, совершал поездки по стране, чтобы давать личные указания; обо всем составлял поверхностное, часто неверное представление, за чем обычно следовало безапелляционное изъявление «очень точной воли», которой никто не смел противиться. Но в девятнадцатом веке эффективно править Россией в «ручном режиме» было уже совершенно невозможно.

Резюмируя, скажем, что Николай Павлович был личностью колоритной и сильной. Ее особенности сказывались во всех сферах российской действительности, пока царь был жив, но и впоследствии его тень еще долго висела над страной – как век спустя тень Иосифа Сталина, с которым Николая Первого часто сравнивают.

Деятели Николаевской эпохи

Почти все ближайшие помощники Николая I имеют нелестную репутацию – отчасти заслуженно, отчасти из-за того, что эту эпоху очень не любили и дореволюционные авторы либеральных взглядов, и официальные историки советского периода. Оценки эти не во всех случаях справедливы. Своеобразие «кадровой политики» властолюбивого императора, утверждавшего, что ему нужны не гении, но исправные исполнители, не способствовало выдвижению ярких личностей – «гениев» близ Николая действительно не видно, однако были там и люди одаренные.

Этих деятелей при всем их разнообразии объединяют три общие черты, без которых держаться при власти в ту пору было невозможно. Все виднейшие николаевские соратники – прагматики, ибо времена мечтателей и прожектеров закончились; все – рьяные «государственники», даже бывшие рьяные либералы; ну и, разумеется, все демонстрировали глубочайшую, а то и нерассуждающую личную преданность государю.

Казалось бы, новому монарху должен был очень пригодиться Аракчеев, но этого не произошло. Граф Алексей Андреевич слишком долго капитализировал собачью верность прежнему царю, и новый предпочел от этого реликтового персонажа избавиться.

При этом нельзя сказать, чтобы Николай полностью заменил александровское правительство. Два ключевых администратора, министр иностранных дел граф Нессельроде и министр финансов Канкрин, сохранили и даже упрочили свое положение, хотя дух нового царствования был подчеркнуто национальный, а эти двое были немцы и оба нечисто говорили по-русски. (Впрочем, царь, правительство и двор всё равно изъяснялись и вели переписку на французском.)

Карл Нессельроде

Карл Васильевич Нессельроде (1780–1862) к тому моменту ведал иностранными делами империи уже десять лет. Именно ведал, а не руководил, ибо и при Александре, и тем более при Николае внешнеполитической стратегией всегда управлял сам государь. Времена, когда какой-нибудь Воронцов или Чарторыйский могли проводить собственную дипломатическую линию, канули в прошлое. Для новых условий Нессельроде подходил просто идеально.

Карл Нессельроде. Г. фон Ботман

Это был человек ловкого ума и большой придворной опытности, умевший заранее улавливать желания высшей власти и затем их исполнять. «Угождать и лгать царю, угадывать, куда склоняется воля Николая, и стараться спешно забежать вперед в требуемом направлении, стилизовать свои доклады так, чтобы Николай вычитывал в них только приятное, – вот какова была движущая пружина всей долгой деятельности российского канцлера, – пишет советский историк Е. Тарле. – Царь обыкновенно его ни о чем не спрашивал, и, входя в кабинет для доклада, Карл Васильевич никогда не знал в точности, с какими политическими убеждениями сам он отсюда выйдет».

Некоторые политические убеждения у графа всё же имелись – ни в чем не противоречившие взглядам государя, но все же дорого обошедшиеся империи.

Большая карьера Нессельроде стартовала во времена Венского конгресса, когда ослепительно сияла звезда Меттерниха, и Карл Васильевич навсегда сохранил веру в гениальность австрийского канцлера.