Первая женщина на русском троне. Царевна Софья против Петра-« антихриста»

— О, это полякам полезно, — улыбнулась молодая женщина, — а то ишь, возгордились сверх всякой меры, никак забыть не могут, что их предки пировали в Кремле. Нет уж, голубчики, времена теперь не те. Хватит, погуляли, пора и честь знать. А тебе тоже пора за дело браться. Отдохнешь немного — и давай, собирай войско. Придется хана воевать. Вернешься с победой — тогда нам никто не страшен, даже патриарх со своими кознями. Разведешься с женой и сыграем свадьбу. Негоже царевне в блуде жить. Тебя, князь, тоже прелюбодеяние не украшает. Да и «медведица» со своим ублюдком хвосты подожмут. Не нравятся мне Петькины забавы. Затребовал в Пушкарском приказе шестнадцать пушек, а подлец Зоммер пообещался научить его из них палить.

Тоже мне, огнестрельных дел мастер! Набрал из Конюшего приказа охотников, обрядил в иноземное платье и устроил форменное безобразие. Вчера впервые стреляли из пушки. Чуть не насмерть зашибли какого-то холопа, а Петька и доволен. Вырос с версту коломенскую, а ума как не было, так и нет. Слава богу, что это была репа, а не картечь. Мужик Богу душу отдает, а этот ржет, как стоялый жеребец, да еще ругает пушкаря, что, мол, плохо целился. Хорошо хоть прислуга прибежала, помогла бедняге в себя прийти. Говорят, что если что не по нем — совсем бешеным становится, дергается, точно припадочный. Припадочный, наверное, и есть. Может и прибить под горячую руку. В кого он только такой уродился? Не в отца же! Небось «медведица» за его спиной с кем-то сошлась да и родила на грех такого выродка. Вчера Федор Леонтьевич снова предупреждал об угрозе от Нарышкиных. Говорит, берегись «волчонка», царевна, как бы он тебя не загрыз. Может, мне его самой прежде загрызть, а, Васенька?

— Софьюшка, что ты говоришь! — едва пришел в себя от изумления князь. — Как только у тебя язык повернулся такие страшные вещи произносить! Помнишь, чего стоила для Руси смерть царевича Дмитрия? А ведь Годунов, не в пример тебе, гораздо крепче на троне сидел… Что-то Шакловитый много себе позволять начал. Надо бы тебе, ласточка моя, его построже держать, а то Федор Леонтьевич стал место свое забывать. Заслуги его перед тобой, конечно, велики, но он должен помнить, что судья Стрелецкого приказа всего лишь царский холоп, прах от праха.

Даже князья первых родов и те не могут себе позволить того, что говорит этот худородный выскочка.

У Софьи удивленно изогнулась бровь. Что-то раньше князь не позволял себе таких речей в защиту Петра. Интересно, с чего бы это он так разволновался? Подойдя к висящей на стене кабинета карте, она пробежалась глазами по рубежам Московского государства. Со всех сторон ее царство окружали враги, терпеливо выжидавшие момент, чтобы вцепиться ему в горло. Даже в далекой и непонятной Сибири и то шли какие-то стычки то с местными князьками, то с запредельными китайцами.

— А что ты, Васенька, так горячишься? — поинтересовалась она вкрадчиво и вдруг, резко обернувшись, заглянула ему в глаза. — Неужто Петькины интересы стали тебе так важны?

Многоопытный царедворец Голицын почувствовал, что над ним начинают собираться грозовые тучи. Софья умела гневаться не хуже Петра, но только ярость ее была иного рода. Если младший царь крушил все вокруг, то царевна только бледнела и начинала говорить тише и раздельнее, но под этой внешней невозмутимостью клокотали такие страсти, что Софья была гораздо более опасным противником, чем ее буйный, но отходчивый младший брат. Другое дело, что Петр вспыхивал при малейшем сопротивлении, а Софья никогда не горячилась по мелочам. Гнев — плохой советчик, как говорил ее отец, и был совершенно прав.

В свою очередь, Голицына насторожило, что неизменно преданная ему царевна впервые заступилась за другого мужчину. Не судью или думного дьяка, а именно мужчину. Было отчего смешаться князю.

— Да нет же, Софьюшка, ты меня неправильно поняла, — пошел он на попятный. — Я только хотел сказать, что убийство претендента на престол может повлечь за собой непредсказуемые последствия. Хоть игры Петра Алексеевича весьма предосудительны, но ведь это только игры. Вырастет, жениться, образумится, и все успокоится. Поверь мне, лапочка, все образуется. Посуди сама, в государстве тишь и благодать, Иоаким притих, бояре ведут себя благопристойно, Нарышкины сидят безвылазно в Преображенском. Что ты сама себя стращаешь?

— Твоими устами да мед пить, Васенька, — усмехнулась печально Софья. — Но успех твоей кампании в Крыму нужен мне как воздух. Завоюем его — Петька может со своими живыми игрушками до старости баловаться, авось какая пушка рядом с ним разорвется. А вот если конфуз выйдет, то этот волчонок в меня вцепится. А если не он, то уж «медведица» точно. Ладно, время еще есть. А теперь пойдем со мной… Сколько можно о делах говорить. Не старики, чай.