Первая жертва

– В первый раз он велел мне не появляться какое-то время на уроках после того, как мама вернулась с Гавайев. Он не хотел, чтобы кто-то видел порезы на моих руках.

Я слушала Канну затаив дыхание.

– Но когда они зажили, мне опять пришлось позировать. Ученики отца все так же разглядывали меня. Мне было так гадко от их взглядов, и я сама не знаю, зачем я… я стала делать это снова и снова. Только так я могла пропустить занятия. Порезов становилось все больше, они перестали заживать, и тогда отец сказал, чтобы я больше вообще не приходила.

Для людей с психологическими проблемами самоповреждение не редкость. Но в моей практике это первый случай, когда кто-то режет руки не для того, чтобы привлечь к себе внимание, а наоборот, чтобы его избежать.

Стоило Канне замолчать, как охранник сообщил, что время вышло, и подошел к девушке. Та с силой взмахнула рукой, пытаясь оттолкнуть его. Ошарашенный охранник схватил Канну за плечо. Я тут же прильнула к стеклу и стала кричать, чтобы он отпустил ее.

Меня с силой потянули назад. Я увидела на плече мужскую руку. Во мне вскипело негодование. Пытаясь высвободиться, я закричала: «Не трогайте меня!»

– За что? – прошептала Канна.

Я обернулась и увидела, как девушку тащат к двери. Из ее горла вырвался крик, а вместе с ним и боль, которую она держала в себе все это время.

– Я делала все, что мне говорили, я терпела… Так за что мне это!

– Канна, наконец-то…

Нас вывели прежде, чем я успела договорить. Меня усадили в неудобное кресло и долго отчитывали. Спустя какое-то время в комнату ожидания вошел Касё в деловом костюме. Он поклонился сотрудникам изолятора и забрал меня.

Пройдя через вестибюль, мы вышли из СИЗО и оказались на просторной улице. Я извинилась перед Касё и поблагодарила его за помощь, он похлопал меня по плечу. Я устало вздохнула и, запрокинув голову, посмотрела в небо.

– Сегодня Канна впервые разозлилась.

Касё внимательно посмотрел на меня.

– Она впервые в полный голос заявила о своих чувствах.

Канна шептала: «За что?» Поначалу мне казалось, что гнев Канны направлен на Коидзуми или ее отца, но в этой истории больше всего меня напугал совсем другой человек. Она хотела получать деньги, поэтому отец сказал ей больше не появляться на уроках… Похоже, Канна понятия не имела, что именно так мать объяснила ее нежелание позировать.

Патологическая лгунья… Кого на самом деле следует так назвать?

– Мне жаль, что я заставила Канну вновь пережить болезненные воспоминания. Но надеюсь, теперь она наконец сможет рассказать о себе всю правду. Хотя какое-то время у нее еще могут быть сильные перепады настроения…

– Понял, – Касё утвердительно кивнул. – Можешь не волноваться.

Садясь в такси, я вновь поблагодарила его. Он наклонился ко мне. Солнечный свет превращал фигуру Касё в темный силуэт, и, хотя я едва могла разглядеть его лицо, мне показалось, что никогда прежде он не был таким участливым. Уже сидя в машине, я еще долго не могла полностью прийти в себя. Только что я стала свидетелем конца долгого забвения Канны.

Дверь клиники приоткрылась. Резко стало тяжело дышать, будто через щель на улицу выскользнул весь кислород. Риса, которая шла по коридору, провожая одного из клиентов, остановилась. Ее тень на полу в районе головы сливалась с длинной тенью Касё. Я сделала несколько шагов и окликнула его. Он моргнул, наши взгляды встретились; воздух вокруг будто завибрировал.

– Проходи.

– Спасибо, – кивнул Касё и зашел в мой приемный кабинет.

Я закрыла дверь, и мы сели на диваны друг напротив друга. Зрение и слух обострились и начали выхватывать из пространства отдельные детали: белые жалюзи, горшки с цветами у окна, выключенный компьютер, тропические рыбки в аквариуме, шум насоса. Я налила Касё чай. Он сделал глоток и поднял на меня глаза.

– Она призналась, что не собиралась убивать отца.

– Канна?

Он кивнул.

– Сказать тебе честно?

– Честно? – тихо переспросила я.

Мы ведь проделали такой большой путь, чтобы услышать от Канны это признание.

– Понимаешь, для дела это не очень хорошо. Если сейчас Канна поменяет показания, то судьи и присяжные, скорее всего, отнесутся к ее словам с недоверием, – пояснил Касё.

– То есть… мне не стоило на нее так давить?..

Он вдруг улыбнулся.

– Было бы хуже, если б мы до сих пор не знали, что случилось на самом деле. «Я не собиралась убивать отца, поэтому считаю выдвинутое мне обвинение несправедливым», – не думал, что Канна станет такой уверенной. Конечно, самое важное – это исход дела. Но если она признается в убийстве, которое не совершала, то, как бы сильно ей ни сократили срок, чувство несправедливости и воспоминание о том, что ее заставили согласиться с ложным обвинением, будут преследовать Канну до самой смерти. Даже не знаю, что лучше: дольше сидеть в тюрьме или предать себя. Я постараюсь добиться такого приговора, с которым Канна будет согласна. Но у нас очень мало времени. Нужно сосредоточиться на подготовке к слушанию, поэтому я хочу попросить тебя больше не навещать Канну и доверить все нам.

– Хорошо. Я поняла.