Первеницы мая

Мириам заплакала. Эма выхватила ее из люльки и со всех ног бросилась вместе с ней на открытую поляну, Симон бежал следом. Габриель потянул Проказу к конюшне, где Эсме уже отвязывала лошадей. Феликс ринулся туда же, за Лисандром. Герцог Овсянский зарылся в кружева воротника. Бенуа сокрушался над осколками чудесной посуды, даже не вспомнив про Мадлен, которая судорожно обнимала ствол старой липы. Адмирал Дорек, размахивая руками на морской манер, прогонял гостей в парк. Филипп бросил свою партнершу, а Гийом крепче обнял свою. Капитан, как всегда, сохранял спокойствие. Ничего тут не поделаешь. Стой под открытым небом и жди.

Замок слегка покачивался, но даже невооруженным глазом было видно, как ходит ходуном не знавшее ухода Северное крыло. Крыша опасно подрагивала, из стен выпадали камни. Трещины, словно начерченные невидимым пером, рассекали его снизу доверху. И тут Манфред, привыкший всегда знать, кто где находится и чем занят, с ужасом прошептал:

– Блез де Френель…

Эти три слова поразили Тибо как гром. Он бросился в сторону дворца, на бегу расстегивая камзол. Земля ходила ходуном, но ноги еще помнили морскую качку. Овид бежал следом, спотыкаясь на каждом шагу. Короли не имеют права рисковать своей жизнью, а этот, вконец спятив, уже взбегал по винтовой лестнице, прыгая через четыре ступени и кое-как хватаясь за погнувшиеся перила. Едва он выскочил на площадку третьего этажа, как лестница оторвалась от здания и рухнула прямо в сад.

Толчки прекратились, но дворец продолжал дрожать, как ребенок, очнувшийся от кошмара. Фундамент трещал, потолки стонали, весь его остов искал нового устойчивого положения. Коридор, к которому подбежал Тибо, исчез в облаке пыли. В разбитое окно дождем ворвались сиреневые лепестки, осев между трещин в полу.

Дверь в комнату Блеза болталась на петлях. Сам он, разумеется, был на месте: неподвижно лежал в постели. «Шапочка» Клемана соскользнула с прикроватной тумбочки и покоилась на подушке. Глаза Блеза были полузакрыты, губы в пыли. Тибо подул ему на лицо, отер рот концом простыни и подхватил его на руки. Блез превратился в мокрый и липкий скелет, от которого пахло мочой. «Шапочка» так и осталась лежать на подушке.

Лестница, по которой Тибо поднялся, обвалилась, отрезав путь вниз. Король ринулся к черной лестнице, по которой ходили слуги, но проход завалило обломками. Тогда он двинулся обратно и ступил на первую попавшуюся лестницу. Но тут дворец сотряс новый толчок, короткий, как судорога. С потолка, в двух шагах от Тибо, упал кирпич, и дверь внизу уже засыпало. Тогда он свернул к тупику на третьем этаже, кончавшемуся великолепным витражом. Когда нет ни дверей, ни окон, ни лестниц, витраж тоже выход.

Он добежал туда, кашляя от пыли и прикрывая лицо Блеза полой жилета. На чудом уцелевшем витраже растительный орнамент сплетал вишневый цвет с королевским синим, добавляя лимонно-желтый и яблочно-зеленый. Тибо, ни секунды не колеблясь, ринулся на витраж плечом вперед, прижав к себе Блеза, и спрыгнул вниз с третьего этажа.

Ему показалось, что падал он бесконечно долго, потом удар, перехватило дыхание. Король лежал на ковре из осколков, поверх него покоился Блез. Тибо не мог даже пошевелиться. Но к ним уже подбежал Овид, который караулил их появление, не зная толком, откуда ждать. Убедившись, что оба живы, он закинул наставника себе на плечо, как мешок с мукой, и, не церемонясь, поднял короля за пояс и оттащил их подальше от дворца.

Все сбились в кучу поодаль, и только Лукас с Манфредом стояли возле Северного крыла и, сложив ладони рупором, кричали:

– Прыгай, Амандина! Прыгай уже!

Служанка в перекошенном окне медленно помотала головой. Здание продолжало рассыпаться. Одна за другой срывались и разбивались о землю черепицы. С головокружительной быстротой разбегались по стене трещины. Заросли жасмина еще удерживали камни, но от его сладкого, липкого аромата было невозможно дышать. Вдруг весь остов страшно взвыл, будто в предсмертной агонии. Манфред с Лукасом опрометью бросились в глубь парка.

Веками строившееся здание рассыпалось за считаные секунды. Сперва с громким вздохом осела крыша. Потом стена упала, как занавес, открыв взгляду внутреннее устройство: срезы лестниц, потолочные плиты, ложную стену, ведущую в Жакарово подземелье, и – Амандину, стоявшую над бездной, вытянув руки по швам, и готовую встретить последнюю минуту своей жалкой жизни. И вот все Северное крыло обвалилось с хриплым стоном. Каких-то три секунды, и от него осталась лишь груда камней, гнутого металла и балок, торчащих как кости. Облако плотной розовой пыли зависло над единственной уцелевшей аркой. Пахло жасмином.

Все было кончено.

Остальные части дворца пережили землетрясение неплохо, и только фреска, изображающая хорошее правление, раскрошилась кусками на королевский письменный стол. Водосточные трубы в виде драконов сохранились без повреждений: видно, никак от них не избавиться. Гийом подбежал к королю, который озирал разрушения, стоя в одной рубашке, с синим осколком стекла в волосах.

– Ваши приказания, сир?