Первеницы мая

– Что-то во всем этом не вяжется, – рассуждал он. – Если Жакар заставил Морвана отпить из бутылки, значит, он хотел или его устранить, или устроить эпидемию на острове, или и то и другое. Но мы ведь всем уже рассказали, что холера не смертельна. Я сто раз повторил, с эпидемией мы справимся… Так для чего нужна была ему эта бутылка?

– Вы правы, сир, – откликнулся Гийом, хромая: он прибежал по срочному вызову. – А ведь Жакар вообще-то не глуп.

– Да, таким везением похвастать мы не можем. Он совсем не глуп.

Вдруг Лукасу стало не по себе. Он провел рукой по непослушным вихрам.

– Сир… – начал он, – если вдруг… Если эпидемия все же перекинется на остров, кое-кто ее не переживет…

– Кто?

– Этот человек прямо здесь, в зале, сир.

– Королева? – спросил Гийом.

– Не совсем…

– Он про ребенка, – отрезала Эма.

– Что?! – вскричал Тибо, ударив колонну.

– Если королева заразится холерой на таком сроке, сир, то ребенок почти наверняка родится мертвым, – объяснил Лукас. – И если ваш брат еще рассчитывает на трон…

– Третье убийство? Сначала несварение у Альберика, потом пожар у Клемана, а теперь – эпидемия, чтобы убить еще не родившееся дитя! Но, Лукас, у нас есть доказательства? Того, что Жакар пытался добыть источник заразы? Без доказательств я ничего не могу с ним сделать.

– Есть свидетельство Брюно Морвана, сир.

– Да, его бормотание… Если он выживет.

– Он выживет, сир.

– Что еще? Бутылки у нас больше нет. Можно отыскать тайный ход, может, даже лодку. Но это ничего не докажет.

– У Жакара явно есть сообщник на корабле, – заметил Гийом.

– О… Кажется, я даже знаю кто, сир, – сказал Лукас. – Один из матросов – Проказа.

– Ох, только не Проказа…

– Я видел его вчера, сир. И среди конвертов с берега был один для него.

– Тогда он сообщник моего брата, однозначно. Но будет отпираться. Да и письмо наверняка уничтожил.

– Еще должна остаться стрела, – предположила Эма.

– Точно! Стрела. Жакар – единственный лучник, способный поразить такую цель ночью, да еще в новолуние. Что скажешь, Лукас? Смогут твои моряки влезть на мачту?

– Удивлюсь, если смогут, сир. Они даже на зов не откликаются. Если стрела была в грот-мачте, она еще там.

– Но даже со стрелой, сир, мы не сможем доказать, что бутылка была отравлена, – заметил Гийом.

– Да. Но это уже что-то. По крайней мере, стрела подтвердит бормотание Морвана.

– Еще есть королева Сидра, – высказался Лукас. – Она отдала Брюно бутылку, сир.

Несмотря на жару, Эма содрогнулась. Гийом скрестил руки. Вздох Тибо поднялся до самых расписных сводов. Никто по доброй воле не пойдет расспрашивать Сидру.

– Капитан, наведайтесь к Лорану Лемуану.

Бывший советник Лемуан стал теперь королевским астрономом: Тибо восстановил и передал ему обсерваторию в благодарность за его верность.

– Если стрела там, Лемуан увидит ее в телескоп. Эма, возьми с собой Лукаса и попроси мирового судью допросить Сидру. Что до Жакара, за ним я пойду сам. На этот раз его ждет обвинение в государственной измене. Овид? Идем.

Они разошлись в мгновение ока.

Тибо с Овидом сперва барабанили в дверь Жакара, потом выбили ее плечом. Внутри пахло кожей, псиной, но никого не было; за сценами охоты – одинаковые щиты деревянной обшивки. Единственный, за которым, судя по звуку, была пустота, похоже, никогда не сдвигался. Они обошли все покои, ища другой проход: поднимали ковры, гобелены, осматривали доски пола, двигали мебель. Ничего. И никаких зацепок: только темные накидки, гантели, луки, стрелы, плети, дротики.

Чуть дальше по коридору Северного крыла мировой судья вежливо уговаривал Сидру пойти с ним. Стоя под внушающим тревогу канделябром в этой нездоровой комнате, он чувствовал, как язык у него немеет, руки становятся ватными, мозг отказывается думать и странное беспокойство сдавливает грудь. Королева отказалась идти с ним, но, к его глубокому удивлению, сама перешла к допросу:

– Вы хотите знать, общался ли мой сын с кем-то с карантинного судна? Да. Хотите знать, получал ли мой сын бутылку? Да. Где бутылка? Вернулась в карантин вместе со стражником. Знаю ли я, где мой сын? Нет. Теперь уходите, судья.

Судья, совершенно сбитый с толку, повиновался.

В это время Гийом, постучав, вошел в обсерваторию. Он застал за телескопом Феликса, который, не отрываясь, высматривал своего брата Бушприта: получив его послание, он прорыдал все утро. Но палуба была пуста, паруса свернуты. Ни единого движения – только красно-черный флаг плясал на ветру.

– Феликс! Есть ли в грот-мачте стрела? – спросил Гийом.

– Эм… Погоди… Ой, и правда, в грот-мачте стрела, надо же. Странно, да?

– Нет, – ответил капитан и вышел.

Гийом поискал короля, но ему сказали, что тот вернулся на Совет. Тогда он поговорил с мировым судьей, потом зашел в конюшню узнать, не брал ли Жакар коня, но принца никто не видел. Манфред со своей увесистой связкой ключей уже переворачивал по приказу короля весь дворец.