Первеницы мая

– Ох! Будь вы матросом, досталось бы вам по первое число.

– Я не матрос.

– Жаль, сир, очень жаль, – пробормотал Лукас, принимаясь за повязку.

Бинт прилип к ране. В конце концов Тибо сорвал повязку сам, сочно выругавшись.

– Что, Лукас? Пойду на корм червям? – спросил Тибо, глядя на то, что скрывали бинты.

– Не совсем, сир.

– Говори как есть. Он ничего не продезинфицировал, этот Плутиш, я угадал? Ни руки, ни иглу?

Лукас только тяжело вздохнул.

Затем он вел долгие переговоры, чтобы добыть в больнице свежий бинт. Но когда пошел слух, что он просил у садовника личинок мух, врачи выгнали его бесповоротно.

Прощай, практика! Под требования Гильдии он уже никогда не подойдет. И врачом ему не стать.

27

Тибо дорого заплатил за свое донорство, но страдал не зря: в конце концов Блез де Френель усвоил голубую кровь и к концу недели был перенесен из палаты к себе в комнату. Лисандр сам вызвался кормить его пюре с ложечки. Правда, пока каждый глоток становился для Блеза настоящим поединком, из которого он редко выходил победителем. Пюре стекало по подбородку, потом на шею, текло до самых мочек ушей. Веки Блеза иногда подрагивали, силясь подняться, – этот другой поединок растянулся на десять дней. Когда же он наконец открыл глаза, то был ослеплен светом комнаты и поражен тем, что первым увидел то же самое, что видел последним: склоненное над ним лицо Лисандра.

Лисандра же поразил взгляд наставника – бездонный колодец трагически ясного рассудка. Ни страдания, ни отчаяния, ни замешательства. Напротив, трезвый ум и смирение. В душе пухлый гурман Блез всегда был отшельником в грубой рясе, аскеза для него оказалась делом естественным. Отныне он посвятит себя искусству медитации и довольства малым. Единственное, о чем он сожалел, – это невозможность дать Лисандру образование, какого он заслуживал, а королю – столь необходимую поддержку.

Узнав, что больной открыл глаза, Тибо тут же пришел его проведать. Всепонимающие глаза в неподвижном теле потрясли его, ему показалось, что перед ним мертвец, по недосмотру оставленный Смертью в живых. Тибо не знал, что ему сказать.

– Не знаю, что сказать вам, Блез… Я послал вас на верную смерть. Совершил непростительную ошибку… Если бы Лисандр не пошел за вами следом по собственному безрассудству, вы скончались бы прежде, чем мы бы вас нашли.

Тибо готов был поклясться, что взгляд Блеза светился прощением, но, наверное, это был лишь плод его фантазии.

– Вы помните, что случилось?

Блез только моргнул.

– Бьюсь об заклад, помните… – продолжал Тибо. – Боже мой. Что же там случилось? Вы что-то нашли?

И снова этот взгляд, это молчание, этот бездонный колодец. Тибо было не по себе, но он продолжил рассуждать вслух:

– Вы что-то нашли, руку даю на отсечение. Но теперь нам не узнать, что именно. Как бы то ни было, вы, очевидно, столкнулись со Стиксом. Лисандр видел его, с окровавленной пастью. Не понимаю, откуда явился Жакар. Наверное, снова из тайного хода, но не того, который ведет к бухте, весь берег у меня под наблюдением. Еще один ход… тот, который вы и искали, Блез, когда Стикс вцепился вам в горло… Брюно Морван говорит, этот пес ступает как волк, что, как вы понимаете, меня не радует. И вообще, непонятно, как эта псина еще жива, ему по-собачьи давно за сто перевалило. И потом, Сидра… Не знаю, как с ней быть. После трагедии с вами я пошел к ней. Она меня обездвижила, даже пальцем не тронув. Как вам объяснить? У нее какая-то сила в руках. В ладонях. Простите, Блез. Вы, наверное, решите, что я брежу. Но нет. На этот раз я в здравом уме. Я так думаю. Ну, надеюсь. Я, кстати, попросил Эму послушать, что я говорю во сне. Но она не хочет рассказывать. В общем, вернулись к исходной точке. Почему вы так на меня смотрите? Хоть ясновидящую ищи, чтобы прочесть ваши мысли.

Тибо вдруг сообразил, что вывалил Блезу все свои сокровенные тревоги разом. Он спохватился.

– Вообще-то, главным образом я пришел сказать, что о вас, Блез, будут заботиться наилучшим образом. Ни о чем не волнуйтесь. Главное, ни о чем не волнуйтесь. Думайте только о выздоровлении.

Блез хотел моргнуть, но не смог поднять веки снова.

– Закрыть шторы?

Тибо выждал пару секунд (сколько ушло бы на ответ у обычного собеседника), потом подошел к окну и задернул шторы. Затем коснулся вялой, пухлой, теплой руки и вышел. После посещения Блеза Тибо чувствовал камень на сердце и тяжесть в ногах. В коридоре он столкнулся с врачами. Они явились осмотреть больного, а следом за ними, как вьючный мул, шел Лукас с их чемоданчиками и свежими простынями.

Визит врачей был недолгим. Чем сложнее было положение, тем меньше они задерживались. Они измерили пульс и обсудили больного вслух, даже с ним не поздоровавшись. Однако Блез, в тюрбане из бинтов, не упустил ни слова из их разговора. А вот сменить простыни и нижнее белье пациента они поручили практиканту.

– Вы, вероятно, поняли, зачем я здесь, господин де Френель? – спросил Лукас, оставшись один на один с Блезом. – Сменить белье… Придется нам обоим к этому привыкнуть.