Первеницы мая

В коридоре суетились с тряпками и ведрами помощники судьи, и Тибо почувствовал себя будто в нелепой пьесе, а тут еще и Брюно выдал ему совсем уже невероятную реплику:

– Они с Жакаром, похоже, не ладят, сир. В тот раз она мне сказала, что будущее королевства они видят по-разному.

– Что-что?

– Ну да, сир, Сидра так и сказала, мол, Жакар видит будущее по-одному, а она по-другому.

Тибо всегда был уверен, что мать с сыном строили козни заодно. И что их единственной целью был трон для Жакара. Но если же цели у них разные, то и опасность двойная…

– Что еще она сказала, Брюно?

– Отнести назад бутылку, сир.

– И ты тоже почувствовал… это?

– Что – это, сир? Странную вонь у нее в комнате?

– Нет, силу ее рук.

Брюно почесал бороду.

– Ладно, забудь.

Но Брюно забыл не сразу – лишь когда Тибо, войдя в южное крыло, достаточно успокоился, чтобы начать другой непростой разговор:

– Пока ты у меня под рукой, Морван, нам нужно кое-что обсудить. Я вовсе не в восторге от той лодочной прогулки с моим братом и твоих к нему визитов.

– Я тоже, сир.

– Хорошо. Будь ты на моем месте, что бы ты сделал с личным охранником, который месяцами пытался усидеть на двух стульях?

Образ возник перед глазами Брюно. Услышав эти слова от Жакара, он их не понял, но из уст короля они прозвучали кристально ясно.

– Я бы выгнал его в три шеи, сир.

– А если для тебя в три шеи – это слишком?

– Тогда уволил бы, сир.

– Вот именно.

Стражник вытер нос рукавом и стыдливо опустил голову. Тибо немного смягчился.

– А что, если бы этот стражник был тебе все-таки симпатичен? Если бы тебе было небезразлично его доброе имя? Его честь? Что бы ты сделал, Морван?

– Эх, ну, не знаю, сир.

– Возможно, ты бы просто отпустил его назад к его медведю? К вольной жизни, какую он оставил дома?

Брюно сгорбился чуть ли не до пола. Вольная жизнь, честь… Всем этим манил его и отец. Но кто же преподносил ему все это в итоге? Король, которого он чуть не предал. Брюно громко шмыгнул носом.

– Возвращайся домой, Брюно. Зима кончилась, а я нанимал тебя только на мертвый сезон.

Они пошли дальше, и Брюно, который шагал все так же опустив голову, вскоре столкнулся с капитаном Лебелем, вылетевшим стрелой из-за поворота и с ходу выпалившим:

– Принц Жакар найден, сир.

– Где? Где?!

– Прямо среди бела дня, сир, на пристани в порту. Он силой проник на судно, отплывающее в Ламот, на глазах у толпы свидетелей.

– И никто его не остановил?

– Он был вооружен, сир. При нем были лук, стрелы и его пес. Он даже велел отдать швартовы, не дожидаясь подготовки судна. Помощники судьи делают обходы без оружия, они не решились вмешаться. Единственный, кто пытался оказать сопротивление, – ни за что не угадаете – наш плотник Жюль.

– Жюль? Он-то что там делал?

– Он в составе театральной труппы, которую вы отправили в турне, сир. На их корабле Жакар и отчалил. Бедняга Жюль чуть не лишился своей культи.

Тибо прислонился к стене.

– Вот черт.

Только он нашел Жакара, как тут же потерял. Направляясь в Ламот, принц плыл к единственному своему другу: невыносимому наследному принцу Августу Максимильену. Упав духом, Тибо хотел было почесать подбородок, но у него заломило руку.

Рана была глубока.

25

Вечером Тибо попросил Эму послушать, что он говорит во сне. Это был последний совет Блеза де Френеля, и ему стоило последовать.

Они легли на большую красную кровать в королевской опочивальне и спокойно уснули. Но около полуночи Тибо стал резко толкать Эму локтем. Она протерла глаза и уселась у изголовья. Ничего не происходило, и она начала было задремывать, подперев рукой подбородок. Но внезапно Тибо выставил руки перед собой, будто защищаясь. Он бормотал что-то нечленораздельное. То были не фразы, даже не слова. Скорее хрип. Животный ужас.

Казалось, Тибо страдал, и страдал невыносимо. Эме почудилось, что кошмар подбирается к ней, вот-вот захлестнет ее. От тревоги что-то сжалось внутри. Иллюзия, что Мириам останется с ней, рассеялась. Договор заключен. И от него не уйти. Сверчки за окном скрежетали как цепи. Эма встала, чтобы закрыть окно, и в тот же миг Тибо выгнулся дугой и взвыл:

– МИРИАМ! НЕТ! МИРИАМ!

Эма поняла. Тибо все знает.

Он тоже заключил договор с лесом, но не помнил об этом. Все, что случилось там, он похоронил глубоко-глубоко. Он переживал свою боль во сне, а проснувшись – забывал. Его предок, король Пьер, очертил острием меча круг, замкнув в нем мертвое тело своей жены-королевы, и забыл о нем, – так и Тибо окружил свою память кольцом небытия.

Эма долго молча смотрела на мужа, и вдруг он внезапно проснулся, хватая ртом воздух.

– Мне что-то снилось? – спросил он, вытирая пот простыней.

– Да.

Глаза у нее были черные, между бровей – глубокая складка.

– Я разговаривал? Я что-то сказал?

– Ты кричал. И сильно метался.

– Ты не ответила на мой вопрос.

– Нет.

– Значит, я говорил. Что я сказал?

Эма села на кровати, тихонько погладила его плечо. Целая череда монархов, века неприятия правды пролегали между Тибо и его сном. Кто она, чтобы разбивать эту великую цепь забвения?

– Ничего, Тибо. Ты ничего не сказал.

– Нужно будет попытаться снова. Пока я не заговорю.

Эма закрыла глаза.