Первеницы мая

Лукас по-прежнему менял простыни Блезу, и по настоянию Эмы именно он следил за развитием Мириам. Но вход в больницу при дворце ему был теперь заказан, и доктор Рикар (глава Гильдии) позаботился о том, чтобы во всем Приморье перед ним закрывались двери. Без пройденной практики получить диплом он мог теперь, только ИДЕАЛЬНО сдав теоретический экзамен. С пугающей самодисциплиной Лукас готовился к нему днем и ночью, он мало ел и почти не спал.

А еще днем и ночью он гарцевал в голове Эсмеральды. Она поселилась теперь во дворце и ждала, когда наконец выдастся случай с ним повстречаться. Но, увы, недели шли, а Лукас все сидел у себя в комнате, пока Эсме скакала под отупляющим солнцем во все концы острова. Каждое утро она спускалась на кухню, но он больше там не появлялся. Все, что ей оставалось, – украдкой поглядывать в его открытое окно, проходя мимо, и по крохам собирать о нем какие-то сведения.

Однажды, когда с залива дул северный ветер и Эсмеральда в очередной раз нашла повод пройтись под заветным окном, из него вдруг посыпался бумажный дождь – будто выпорхнула стая голубей. Слуга Лукаса открыл дверь, отчего случился сквозняк. Его записи, покружившись над садом, опустились на траву прямо у ног Эсмеральды, которая, разумеется, решила, что это знак свыше. Она лихорадочно собрала листки. В окне показался Лукас собственной персоной: рубаха нараспашку, брови нахмурены. Она помахала ему стопкой листков и побежала отдавать, на каждом шагу повторяя себе, что у нее нет ни малейшего шанса ему понравиться.

Дверь была полуоткрыта.

– Добрый день! – радостно крикнула Эсмеральда, переступая порог.

Лукас закрыл окно, отослал Сильвена Удачу и застегнул рубашку. Теперь он ползал по полу, собирая рассыпавшиеся конспекты.

– Спасибо, – сказал он, протягивая руку.

– Похоже, ваши записи решили проветриться.

Он чуть улыбнулся, и на щеках наметились ямочки.

– Сильвен говорит то же самое.

– Вы не хотите последовать их примеру?

Лукас глянул в окно. Над верхушками деревьев виднелась острая церковная колокольня, а над ней – широкое, овеваемое ветрами небо. Он вздохнул:

– Мне не до того.

Очевидно, он ее выпроваживал, но Эсмеральда надеялась задержаться еще хоть чуть-чуть. Она указала на гитару в кресле.

– Вы играете?

– Нет.

– А… Ясно. Ладно, тогда я пойду.

– Да.

– До свидания.

– Спасибо за конспекты.

– Не за что. Быстрая доставка.

Поникнув, она уже направилась к двери, но Лукас ее окликнул:

– Как вас зовут, посыльная?

– Эсмеральда.

– А я Лукас.

Она рассмеялась: имя это уже которую неделю не шло у нее из головы. Он удивленно развел бумагами, которые держал в руках. Над чем она смеется?

– Просто вы – знаменитость, – объяснила она.

– Неужели?

И чем же он знаменит? Сам Лукас видел в себе только гитариста, который не может играть перед публикой, моряка, который торчит на суше, практиканта, которого не пускают в больницу, ученика, обреченного на провал. Эсмеральду тронуло его простодушие. Если он не просто красив, но еще и мил, то страдания ее только начинаются. Она поскорее исчезла.

«Странная девушка», – подумал Лукас, прижимая конспекты сапогами вместо пресс-папье.

Но девушка показалась бы ему еще более странной, знай он, что она так и стоит за дверью. А она оцепенела от полноты чувств.

Но оцепенение длилось недолго: не в ее привычках было идти на поводу у обстоятельств. Да! Лукас не выходит у нее из головы. Да! Эта одержимость мешает ей жить. Но в ее силах превратить ее в новое приключение. Остров она уже знает как свои пять пальцев. По кусочку коры может точно сказать, с какого она дерева. То же и с камнями. Она знала все о слоях грунта, о том, как образовались горы, долины и бухты. Так почему бы теперь не исследовать просторы собственного сердца, раз уж они ей открылись?

Она не стала ждать, когда записи Лукаса снова вырвутся на волю. Было совершенно очевидно, что на волю нужно вырваться ему самому, а у нее в запасе имелось немало уголков, куда стоило заглянуть. Может, сделать ему заманчивое предложение? За десять дней до экзамена в Гильдию врачей Эсмеральда набралась смелости и постучалась к Лукасу.

– Ну? – буркнул он, не сомневаясь, что за дверью Сильвен.

Он даже не поднял головы от секретера, за которым сидел босой, по щиколотку в ворохе бумаг. Темные волосы у него на затылке курчавились, и Эсмеральде ужасно захотелось намотать завиток на палец.

– Ну? – повторил он, не оборачиваясь.

– Я подумала… – начала она.

Эсмеральда не узнала собственный голос, а Лукас – голос слуги.

– Эсмеральда?

– Я… Простите, что беспокою. Я просто подумала…

Он машинально тыкал пером в промокашку, ожидая продолжения фразы. Наконец она закончила ее на одном дыхании:

– Я подумала, что вам нужен свежий воздух, еще тогда, когда у вас записи разлетелись, ну и я подумала…

– Что мне нужен свежий воздух.

– Да.

– Нет. Мне нужно время, тишина и одиночество.

– Время, тишина, одиночество. Все это есть и на свежем воздухе.