Первенцы русской свободы

«для выиграния времени, как в отобрании от Сочинителя Пушкина того требующего показания по делу подсудимого штабс-капитана Алексеева, так равно и в самом даже окончании оного, ожидаемом вышним начальством, послать к г. московскому обер-полицмейстеру список с имеющихся при деле стихов, в особо запечатанном от Комиссии конверте на имя самого А. Пушкина и в собственные его руки; но с тем однако ж, дабы г. полицмейстер по получении им означенного конверта, не медля нисколько времени, отдал оный лично Пушкину и, по прочтении им тех стихов, приказал ему тотчас же оные запечатать в своём присутствии его, Пушкина, собственною печатью и таковою же другою своею; а потом сей конверт с обратным на нём надписанием на имя Комиссии по секрету, а следующее от него А. Пушкина противу отношения Комиссии от 13-го генваря за № 4-м надлежащее показание по взятии у него не оставил бы, в самой наивозможной поспешности, доставить в сию Комиссию при отношении».

Дело совершалось, действительно, очень быстро. 30 января Комиссия уже заслушала следующее отношение:

Московского

обер-полицмейстера

генерал-майора Шульгина

2-го 27 января 1827.

Москва.

№ 58.

Полу<чено> Утром 30 генваря 1827 г.

Секретно

В Комиссию Военного суда, учреждённою лейб-гвардии при Конно-егерском полку.

Вследствие отношения оной Комиссии от 22-го, а мною полученного 26-го сего января за № 5 с приложением в особо запечатанном ею конверте на имя сочинителя А. Пушкина списка с тех стихов, о коих производится оною комиссиею дело и нащет которых она требует показания у Пушкина, — я, приглася его к себе, отдал ему тот пакет лично, который им при мне и распечатан. — По отобрании же от него г. Пушкина против отношения ко мне от 13-го января за № 4 надлежащего показания, оное вместе с теми стихами запечатаны в присутствии моём его собственною печатью и таковою же моею в особый конверт, который с обратным надписанием на имя комиссии при сём честь имею препроводить.

Генерал-майор Шульгин.

Итак, 27 января 1827 года Пушкин имел удовольствие видеть в кабинете московского обер-полицмейстера свои «известные» стихи в копии Леопольдова. Чрезвычайно любопытно отметить, что Пушкин перечёл копию и не мог удержаться от того, чтобы не исправить замеченных им описок. Он сделал три поправки. Так, в стихе: «Я славил твой небесный трон» — он исправил «трон» на гром; в стихе: «И пламенный трибун изрёк во страхе полный» он, вместо во страхе, написал: «восторга полный» и, наконец, сделал ещё очень важную поправку, не вошедшую до сих пор ни в одно издание:

Народ, вкусивший раз твой нектар освященный,
Всё ищет вновь упиться им:
Как будто Вакхом разъяренный,
Он бредит, жаждою томим…

(II, 399)

В слове «бредит» он зачеркнул букву «е» и надписал сверху «о» — «бродит».

Затем Пушкин написал своё объяснение, которое заняло три страницы листа писчей бумаги, как мы и печатаем, сохраняя размер и расположение строк[820]: