В настоящем очерке мы имеем в виду восстановить память о замечательном в своё время человеке — о майоре Владимире Федосеевиче Раевском. Он забыт так основательно, что с его именем у современного читателя, вероятно, не связывается никаких представлений. Даже специалисты упоминают о нём вскользь. Между тем Раевский принадлежал к числу тех людей, которые имели бы некоторое право на память потомства, а биография его имеет значение как для истории наших общественных течений 1818—1822 гг., так и для истории нашей литературы. По складу своего характера Раевский является одним из типичнейших представителей конца Александровской эпохи. Будучи членом Союза благоденствия, а потом Южного тайного общества, он был арестован задолго до конечного взрыва движения, ещё в 1822 году, и его процесс даёт некоторые любопытные подробности для истории этого движения. Исследователь русской литературы со вниманием остановится также на его отношениях к Пушкину, завязавшихся во время кишинёвской ссылки поэта, и отметит влияние политического агитатора и заговорщика на поэта-художника. Наконец, Раевский сам был поэтом; правда, его стихи не печатались при его жизни и не оказали влияние на развитие русской поэзии, но они заслуживают некоторого внимания, как безыскусственное и искреннее свидетельство о настроении, которое охватывало тогда не одного Раевского, но и других его современников[140]
.Над его головой пронёсся бурный губительный вихрь, разбивший все надежды; человек оказался вне жизни… Заброшенный в Сибирь, спустя много лет, он с горечью в сердце писал:
Об отце Раевского, майоре Федосее Михайловиче, мы знаем, что он был одним из богатейших помещиков Курской губернии. Вотчины Раевских находились главным образом в Старооскольском и Новооскольском уездах (с. Хворостянка). «Отец мой,— говорит Раевский,— был отставной майор екатерининской службы; человек живого ума, деятельный, враг насилия, он пользовался уважением всего дворянства»*[142]
. Старооскольские дворяне не раз выбирали майора Федосея Раневского своим предводителем. Майор, человек крутого нрава, был не чужд литературе: нам известна одна его заметка в «Отечественных записках»[143]. Жена Раевского происходила из рода князей Фениных. У Раевских была очень большая семья. Мы знаем имена шести дочерей и пяти сыновей: Надежда[144], Наталия[145], Александра[146], Вера[147], Любовь[148], Мария[149], Александр[150], Андрей[151], Владимир, Пётр[152] и Григорий[153]. Из всей этой многочисленной семьи право на нашу память заслуживает только Владимир Федосеевич да ещё младший брат Григорий по своей беспримерно-несчастной судьбе.Владимир Федосеевич родился 28 марта 1795 года. У нас нет определённых данных о его детстве; мы можем только заключить, что оно не было счастливо. Семейные отношения Раевского складывались неудачно и невесело. Отец и мать относились к нему иначе, чем к другим детям, и не скрывали разницы отношений. Когда другие учились вместе в пансионе, мать присылала им денег на конфеты, и Владимиру всегда меньше, чем другим сыновьям. Об отце сам Владимир Федосеевич, уже будучи стариком, писал: «Любил ли меня отец наравне с братьями Александром и Андреем — я не хотел знать, но что он верил мне более других братьев, надеялся на меня одного,— я это знал. Он хорошо понимал меня и в письмах своих, вместо эпиграфа, начинал: „Не будь горд, гордым бог противен“; в моих ответах я начинал: „Унижение паче гордости…“»[154]
По тому, как относились братья и сёстры к Владимиру Федосеевичу, когда он был в ссылке в Сибири, можно думать, что и в детстве некоторые его братья и сёстры были неприязненно настроены по отношению к нему. По неясным намёкам, по обращению отца можно думать, что и в детстве Владимир Федосеевич обнаруживал необычайное упорство и силу воли, которые отмечают всю его жизнь. Гордый и одинокий, он редко открывал свою душу и жил неведомой для постороннего глаза жизнью.Раевские заботились о воспитании своих детей. Мы знаем, что дочери их Наталья и Александра воспитывались в Смольном институте, а сыновья, Александр, Андрей и Владимир, учились в Московском университетском пансионе. О годах своего учения Владимир Федосеевич вспоминает в следующих стихах своего послания к дочери: