Первое дело Еремея

— Да, — Еремей решил не говорить, что в семинарии вместо смеси Люха-пророка они пользовались куда менее опасной Чай-смесью. Принцип-то ведь один!

— Тогда с удовольствием приму вашу помощь. Из-за беды с Роном я потерял время, скоро расставлять ночной караул, а не хочется из-за спешки взлететь на воздух раньше срока.

Красная мастерская находилась за земляною горкой. С ней, с красной мастерской, всегда сложности — и за пределами поселения нельзя строить, и в самом скиту тоже опасно. Искорка из очага залетит — и на тридцать шагов вокруг пепелище. Или на сто тридцать, какая мастерская. В Но-Оме она немаленькая. Не сколько из-за воинской надобности, сколько из-за того, что огненное зелье используют при горных работах. Там, где дюжина рудокопов киркою будет луну пробиваться, бочонок зелья справится за мгновение.

Но смесь Люха-пророка — штука особая. Любит уважение и не терпит небрежности. Если нужно очистить голову от посторонних мыслей, лучшего способа, чем снаряжать стрелы Люха-пророка и придумать трудно. Всё внимание до последней крупицы уходит на то, чтобы выполнить работу — и остаться живым.

Смесь уже была готова, оставалось рассыпать её по ракушкам, вставить в ракушки фитили, залепить отверстия воском и привязать ракушки к стрелам. Всего тридцать стрел — двадцать для лука и десять арбалетных. Арбалетные — это себе, с них Еремей и начал. А кончил — кончилась и работа, пока он одну стрелу снаряжал, капитан Брасье успевал две. Ничего удивительного.

— Спасибо за помощь, — поблагодарил его богатырь. — Управились аккурат к вечерней поверке.

Они вернулись в казарму. Брасье пошёл наставлять ночной патруль. Шесть человек обходили Но-Ом, охраняя поселенцев, следя, не подкрадывается ли враг. Для небольшого поселения и шесть человек выделить нелегко, но иначе нельзя. Печальна судьба пренебрёгших безопасностью. Каждому семинаристу известен урок Жемчужной Гавани. Безмятежное место, лемутов много лет никто не встречал, самый свирепый зверь — парз. И вот однажды налетели диковинные создания — летучие обезьяны, которых никто не видел прежде и не видел после. Налетели — и убили три четверти поселенцев. А всё потому, что застали врасплох, неготовых и безоруженных.

Теперь не застанут. Каждый пионер за двадцать ударов сердца накинет панцирь, на сорок натянет тетиву на лук, на шестьдесят займет место в боевом расчете. Вот эти шестьдесят ударов и должна обеспечить патрульная служба.

Еремей отошёл от узенького окошка-бойницы. Нужно поспать.

Мысли возвращались в голову, но возвращались иными. Выстроенными в свой боевой расчет.

Капитан Брасье. Опытный и дотошный офицер стражей границы. Досконально, до мелочи осмотревший и тело, и комнату, в которой случилась беда. Заметил отсутствие ссадин. А вот того, что узел одной рукой не завяжешь, не заметил. Может такое быть? Не может такого быть. Вывод — Брасье нарочно не заметил несоответствия. Почему? Хочет скрыть убийство? Или же хочет раскрыть убийство? Друг или враг?

И кого он опасается, если друг? Достопочтенного Хармсдоннера? Выглядит абсурдным. Его, Еремея? Почему бы и нет? Откуда ему, Брасье, знать, кто такой Еремей? Вдруг его в пути подменили? Выехал из монастыря семинарист, а приехал в Но-Ом слуга Тёмных мастеров? Чушь, тогда должны были подменить и богатырей малого каравана. Тогда уж сразу подменить весь Союз Монастырей, да и дело с концом.

Нет, Брасье может опасаться другого, что он, Еремей, слаб на язык. Возьмет да проболтается, что Рон не повесился, а был убит.

Он хлопнул себя по лбу. Дело-то похоже, совсем в другом. Если бы он, Еремей, знал, что Рон убит, он бы его отпевал по церковным канонам. Без всякого длинного языка всем бы стало ясно, что Рон не сам надел на себя петлю. Нет, прежде нужно сыскать убийцу, а потом служить заупокойную.

Значит, богатырь — умный друг.

Постой, совсем не обязательно. Будь он врагом, он бы тоже скрыл убийство, правда, из иных побуждений. Получается, имеющихся данных недостаточно, чтобы дать верный ответ, кто таков Брасье. Или кто таков достопочтенный Хармсдоннер. Или, если уж скрупулезно рассматривать все возможности, кто таков он сам.

Еремей засыпал, и мысли, поначалу собранные и послушные, разбрелись, будто семинаристы, попавшие на земляничную поляну.

Главы 10, 11

10

Пёс трясся от нетерпения. Какое видение насылал ему Озёрный Сайрин, оставалось только гадать.

Но Еремею было не до гадания. Он старался не отстать от богатырей, и получалось у него неважно.

И Брасье, и лысый Джон шли за псом легко и непринужденно, тем самым "крадущимся шагом«,который Еремей, казалось, познал в совершенстве.

Казалось. Нет, он, действительно, мог пройти тихо, почти бесшумно, но ведь пройти! А они едва не бежали! И Еремей ломился сквозь тайгу, словно ошалевший грокон. Шум и треск, поди, долетал до самого Монастыря!

А всё-таки мысли невольно роились в голове. Почему, например, Брасье взял с собою Джона? Лишняя пара рук? Кому — лишняя? Сайрину? Или Еремею? Вдруг Брасье задумал разделаться с ним? А что, очень удобно. Сайрин поразил. И вся недолга.