Первое дело Еремея

До сайрина было шагов тридцать, и промахнуться было просто невозможно, но на мгновение Еремею показалось, что его стрела забирает вправо. Неужели он взял неверную поправку на ветер?

Три стрелы впились в мясистое тулово сайрина. Одна у основания, другая в середину, и третья точно у развилки. Точно так, как и целили.

Щупальца потянулись к пораженным местам. Чувствует Сайрин боль, нет, никто до сих пор точно не знал. Если и чувствуют, то эти стрелы для монструозии не больше, чем заноза человеку.

К счастью, у нихне простые стрелы.

Три огненных шара вспыхнули почти одновременно, и Еремей услышал крик — невероятно тонкий, пронзительный, крик, на который отзываются не уши, но зубы. Наверное, это все-таки ментальный крик. Никто не находил у сайрина органов, могущих издавать реальные звуки. Впрочем, искали зимой, а, может, Сайрин теряет вдобавок к жгутам ещё и горло?

Когда огонь унялся, стали видны ожоги. Ужасные ожоги. Парз бы не выжил от подобного ожога. Снапшер бежит прочь, получив стрелу Люха-пророка. Но Озёрный Сайрин бежать не мог. Щупальца метались по воздуху, жгуты слепо разили во все стороны, само тулово извивалось от боли — теперь уже Еремей знал, что монструозии больно, очень, очень больно.

Лысый Джон потряс головой, видно крик Сайрина оглушил и его.

Брасье же смотрел бесстрастно, будто перед ним не одно из самых жутких чудищ Рутении, а учебная мишень.

— Нам понадобятся все стрелы. Цельтесь, куда и прежде.

Они выстрелили — не слаженно, как предыдущий залп, в том не было больше нужды, раз Сайрин и на вершине боли не смог подчинить себе сознание людей.

Ветер донёс до Еремея запах горелой плоти. Его затошнило, хотя запах был такой же, какой бывает у зажаренного на вертеле трехдневного детеныша грокона.

Именно потому и затошнило, сообразил Еремей. Легче бы переносилось зловоние.

Они стреляли медленно, тщательно целясь. Стрела Люха-пророка — могучее оружие, но и дорогое. Оно, верно, и к лучшему, иначе ещё во времена Смуты, когда Монастыри враждовали между собой, все бы перебили друг друга за милую душу. Выпустил стрелу в воинский отряд и двух-трех сжёг до угля, а человек десять — до истошного крика. Один из первых шагов, положивших конец Смуте, был уговор Настоятеля Бранермана, по которому люди обязывались не применять стрелы Люха-пророка против людей. На лемутов уговор не распространялся. К счастью, лемуты отчего-то не пользовались огнем Люха-пророка. Богословы считали, что это происходит оттого, что Тёмные Мастера боятся дать лемутам слишком могучее оружие. Плохо, если слуга сравняется силой с господином.

Еремей ополовинил запас стрел Люха-пророка, но Сайрин по-прежнему жил. Хлестал жгутами, пытаясь сразить неведомого противника, раскидывал щупальца.

— Стойте, — скомандовал Брасье. — Подождём, быть может, он издыхает.

Может быть. Кто видел, как умирает активный Сайрин? И сколько он умирает? День? Луну? Поумирает-поумирает, а потом соберётся с силами и такого жару задаст…

Еремей опустил арбалет, наблюдая за чудищем. Тулово обуглилось наполовину, но, похоже, этого было недостаточно, чтобы монструозия умерла.

Сайрин пошевелился. Пошевелился весь, целиком. Он… Похоже, он все-таки может двигаться. Извлекая из земли длинные, напоминающие корни, отростки, он двигался к воде.

— Стреляем. Все в центр! — быстро сориентировался Брасье. Ясно, жаль стрел, но ещё жальче победы над монструозией. Если сайрину удастся погрузиться на дно, как знать, не восстановится ли он там, во глубине холодных вод?

Белый огонь полыхал на берегу беспрерывно, не успевал сгореть один заряд, как вспыхивал другой. Даже сюда долетал жар пламени Люха-пророка. И Сайрин не выдержал, надломился и рухнул на землю. Ещё две стрелы довершили дело. Тулово распалось.

Еремей оглянулся. Кажется, чего-то не хватает. А, это прекратил надрываться Санни. Ментальная энергия чудовища иссякла вместе с плотью.

Они стояли недвижно. Казалось, даже Брасье не знал, что делать дальше.

Или не хотел.

Наконец, он положил лук на камень — сухой, плоский, тетива не подмокнет, — достал из заспинных ножен меч.

— Идите осторожно.

Еремей взялся за топорище — казалось сподручнее добивать монструозию топором.

Лысый Джон тоже захватил боевой топор, а не меч. Его панцирь, пятнистый, серо-зеленый, заслонил собою сайрина. Прикрывает.

А ведь этот панцирь готовился для Рода, мелькнуло в голове.

Они подошли к крайнему щупальцу. Оно лежало бездвижно, и когда Брасье рассек его мечом, не шевельнулось. Похоже, готов. Но Брасье шёл настороженно, в любое мгновение готовый нанести удар.

Считалось, что жизненные центры сайрина находятся именно в тулове-стволе, и с их поражением поражался и Сайрин. Опыты Настоятеля Амоса, проведенные восемьсот зим назад, показывали, что Сайрин не возрождался из щупалец или жгутов, в отличие, например, от снежной гидры. Процессы деления сайрина проходили в центральной части тулова.

Но то были опыты над замерзшим сайрином. А летом, когда монструозия в полном соку — как знать, на что она способна?