Он был в каждом мире — ребенком, юношей, мужем и старцем. Он ползал по подземным выработкам, отыскивая крошечные самородки рашшина, натыкаясь во тьме на кости друзей; он шёл вместе с отрядом воинов по красной пустыне, где солнце было крохотным, а воздух редким; он защищал замок от восставших смердов, прекрасный замок, что плыл среди облаков над туманной землей; он сражался на арене с мускулистым черным великаном, а зрители, гигантские пауки, издавали странное, леденящее шипение, призывая биться на смерть; он прятался в крохотной ямке, а на него, изрыгая огонь, полз тяжелый дракон, земля содрогалась, но все, что у него было — это бутылка со смесью Люха-пророка; он спускался к огненному озеру, в котором плавали пламенные медузы, вглядываясь сухими глазами в безжизненное тело на берегу.
Всюду кипело сражение. В нём предстояло победить — или погибнуть. Но смерть лучше, чем постыдное бегство.
И он вернулся.
Глава 12/1
12/1
— Отец Еремей! Отец Еремей!
Кому это он понадобился? Нет сил пошевелиться, а его зовут и зовут.
— Отец Еремей!
— Да, сейчас, — хотел сказать он, но с губ слетел невнятный стон. Э, так нельзя, ну-ка, соберись, ты можешь.
Еремей открыл глаза.
— Брасье? Капитан Брасье? Что случилось? — уже лучше, можно разобрать собственные слова.
— Он жив, — сказал Брасье.
— Кто жив?
— Вы, отец Еремей.
Еремей попытался сесть. Выходит, он лежит? Ну, конечно, лежит.
— Давайте, я вам помогу, отец Еремей.
А это что за помощник? Лысый…
— Лысый Джон?
— Друзья зовут меня просто Джоном, отец Еремей.
Просто Джон? А, Джон, и все. Сознание возвращалось неохотно, как нашкодивший кот к привычному очагу, ожидая трёпки
— Я сам, — и он сел.
Когда Еремей готовился опуститься под воду, солнце стояло над одинокой елью.
Сейчас оно было там же. Если и сдвинулось, то на самую малость. Получается, он пробыл без сознания всего ничего. А казалось… Он попытался вспомнить привидевшееся, но воспоминания расползлись, как туман под шквалистым ветром.
Еремей оглядел себя. Тело было усеяно десятками крохотных красных точек.
— Вы её убили, — сказал Брасье.
— Убил? Кого?
— Личинку Сайрина. Вот она, на воде.
Еремей посмотрел. Рядом с берегом на поверхности воды плавала бурая клочковатая масса. Это — личинка Сайрина?
— Это все, что от неё осталось, — ответил на невысказанный вопрос Брасье. — Но личинка успела ожечь вас.
И только после этих слов Еремей почувствовал зуд. Зудело все тело, хотелось вонзить в кожу ногти.
— Ничего, — ответил он. — Пройдёт.
Еремей поднялся. Ноги подрагивали, но держали.
Джон подал одежду. Одеваясь, он про себя читал молитву терпения. В конце концов боль — это иллюзия. Порождение нервных сигналов. Замени её другой иллюзией, учили в семинарии. Еремей отведал бунчуков столько, сколько и положено было в первые годы семинарии, и под конец боли не чувствовал совершенно, но сегодняшнее испытание много злее прежних. При известной тренировки тело само вырабатывает подобное лукинаге вещество, эндолукинагу, как говорят заклинатели. Пьянит не хуже манной водки. Вот их и тренировали бунчуками по спине и пониже спины… Умудренный муж рад любому опыту, писал величайший Лек-Сий.
— Нужно послать к Людям Льда. Пусть наводят порядок на своём озере — сожгут, на всякий случай, останки Сайрина.
— Хорошо, отец Еремей, так и поступим. Вы сможете идти?
— Отчего же нет?
Еремей доказал, что слов на воду не бросает. Дошёл. А путь-то немаленький.
— Вы куда, отец Еремей? Казармы в противоположной стороне.
— Я иду к себе.
— Но ведь…
— Хорош священник, боящийся войти в собственный дом. Будьте уверены, я в петлю лезть не собираюсь, — сейчас Еремей чувствовал себя так, словно без меры выпил манной водки. Это бывает — после сильной боли. Или вместе с ней.
— Но вы нездоровы.
— Я священник, а не мальчишка. Постараюсь себе помочь. Или в поселке есть ещё один лекарь?
— Нет, но…
— А раз нет, то и толковать не о чем. Помогите, что-то я устал.
Капитан Брасье спорить не стал. Вместе с Джоном довел Еремея до цели. Вошёл в домик, осмотрел его и, пожелав хорошо отдохнуть, вышел. Еремей знал, что Джон остался снаружи. На всякий случай. Ну и пусть.
Он лёг на ложе, попытался оценить своё состояние. Лихорадка, зуд, боль. Последствие контакта с личинкой Сайрина. Чем всё кончится, оставалось гадать — прежде подобных событий заклинатели монастыря не знали. Вернее, не знал Еремей. Он был прилежным семинаристом. Но, увы, не самым прилежным.
Нужно избавить себя, своё тело от яда куколки Сайрина. Священник обыкновенно был и целителем, лечил всех, кто не лечился сам. Кто будет лечить священника?
Софизм.
Мысли продолжали путаться. Нужно спешить, пока ещё есть граница между бредом и явью.
Он встал. Все же перемена, отвлечение. Заглянул в дорожную сумку, посмотрел, чем богат. Запасы, привезенные из Монастыря, невелики — он ведь не рассчитывал, что придётся заниматься врачеванием. Травы — мышатник, кощеевы слёзки, болиголов, корень Пилигрима. Ланцет, корпия, сушеные пиявки, тертый шмель, вот и всё.