Первое дело Еремея

Но Брасье для того, чтобы расправиться с Еремеем Джон, пожалуй, ни к чему. Брасье с тремя Еремеями справится между двумя глотками манной водки. Отчего это водка пришла в голову? Сайрин, что ли, соблазны шлёт? Кто знает, насколько эффективно блокирует ментальное поле рашшин-свинцовый медальон? Если только ослабляет, сильно, в дюжину дюжин раз? Против человека достаточно, но против сайрина, особенно — против близкого сайрина?

Пёс продолжал тянуть поводок. Хвост трубой, глаза блестят, посмотрите, люди добрые, какой я симпатичный молодой человек.

Нет, и в самом деле в голову лезли совершенно дикие образы. Взаимодействие полей сайрина и статис-поля медальона непременно должно отражаться на собственных мыслительных процессах. Допустим, Сайрин — это ливень, а медальон — кров. Он спрятался под кровом, но чувствует влагу в воздухе, слышит порывы ветра, удары водяных струй…

Еремей покрутил головой. Полно страсть нагонять. Идёшь — и иди.

Вокруг появились признаки близости озера. Земля под ногами пружинила иначе, вокруг раскинулись заросли водохлёбки, а на стволах деревьев все чаще и чаще стали попадаться выползни крылатых ужиков.

Лесок расступился, впереди блеснула вода.

Брасье, наконец, сбавил ход, и Еремей смог перевести дух.

С удивлением он заметил, что устал много меньше, чем боялся, да и дыхание улеглось быстро.

— Ну, Санни, куда идти? — спросил у собаки Брасье.

Пес и без вопросов тянул повод с силою необыкновенной для его размеров. Идея взять собаку принадлежала богатырю. Сайрин сам наведёт её на себя, тут его и хватай, не мешкай.

Между ними и озером высился валун. Пса явно тянуло к нему.

— Осторожно, — предупредил Брасье. — Сайрин, похоже, сразу за валуном.

Они сделали ещё несколько шагов.

Пес неистовствовал.

— Нет, друг Санни, погоди. Туда всегда успеется, — богатырь привязал собаку к дереву. Повод — железная цепочка, а не кожа. Кожу, поди, Санни бы и перегрыз, а железо — шалишь.

Осторожно, мелкими шажками они начали огибать валун. Еремей крался, как заправский богатырь. Если не торопиться, получается. Крался не потому, что боялся испугать сайрина. Его испугаешь! Крался, чтобы не испугаться самому. Видел он сайрина на картинке и — несколько мгновений — глазами бедного Лар-Ри. То, что он видел, ему не понравилось, и Еремей сомневался, что Сайрин понравится в реальности. Объективной реальности, данной во всех ощущениях, как учит величайший Лек-Сий.

Объективная реальность опасения оправдала.

Сначала они увидели ветвь. Белесая, студенистая, она подрагивала словно от нетерпения. А может и не словно, а именно от нетерпения. Щупальца беспрестанно шевелились, готовые принять добычу, пучки жгутов на окончаниях то начинали со свистом рассекать воздух, то замирали, цепенели.

Еремей вдруг подумал, что вряд ли кто прежде видел активного Сайрина так близко. Вернее, видел — и остался жив. Если бы не статис-поле, излучаемое медальоном, они бы все устремились в объятия Сайрина, а кто в них побывал, никогда никому не расскажет, каково это — переход из мира иллюзий в мир объективной реальности. А зимой сайрины становились другими. Свивали вокруг себя кокон, теряли жгуты, а главное — теряли ментальную силу. Силу, двигающую горы. Горы добычи.

Вокруг было особенно тихо. Особенность заключалась в том, что звуки ветра, шум деревьев, плеск воды сохранились, но ни птицы, ни звери не подавали голоса.

Их просто не было — птиц и зверей. Всюду, куда доберутся ментальные щупальца сайрина, воцаряется безмолвие. Если, конечно, кому-нибудь удастся заткнуть беснующегося на привязи Санни.

Они прошли ещё немного, и Сайрин открылся перед ними полностью. Молодой, ему нет и полугода, он размерами приближался к дубу. Не местному, северному, полукарликовому, а к дубу из лесов Монастыря. Нет, поменьше, конечно, но все равно — Сайрин был огромен.

Еремей посмотрел на богатырей. Не пробит ли невидимый щит статис-поля? Нет. Очевидно, Сайрин и не подозревает об их присутствии. Все его помыслы — если Сайрин способен мыслить, в чём Еремей не был уверен — все помыслы чудовища были направлены к захлебывающемуся от лая Санни, собаке Брасье.

Еремей жадно вглядывался в монструозию. Ему предстоит описать её, нарисовать, этот случай будут изучать заклинатели Союза Монастырей — ответственность-то какая. Итак, Озёрный Сайрин близь поселения Но-Ом. Размером со средний, нет, все-таки небольшой дуб. Структура ближе всего к таковой у кольчатого червя, Цвет у щупалец белесый, у ствола более насыщенный, мясной.

От составления статьи для энциклопедии его отвлёк Брасье.

— Что-то мне не по себе, отец Еремей. Давайте начинать.

— Согласен.

— Вы, отец Еремей, цельте в основания, ты, Джон, в середину, а я ударю по развилке.

Еремей зарядил арбалет стрелою Люха-пророка.

Лысый Джон натянул тетиву своих лука.

— Готовы? На счёт «три».

— Раз!

Еремей поднес к фитилю стрелы Люха-пророка «чёртов палец», деревянную палочку, пропитанную составом, при контакте с которым фитиль воспламенялся.

— Два, — чёртов палец убран в нагрудный кармашек, арбалет взят наизготовку, глаза нашли цель.

— Три! — и стрелы помчались к цели.