Первое дело Еремея

И трава на полянке не простая — вся одного росточка. Он наклонился. Так и есть — стриженая трава. Значит, он не в тайге — в искусственном парке.

Около Монастыря тоже был парк, но деревья в нём росли привольней, да и траву не стригли. Косить косили изредка, чтобы не было совершенной дикости.

Он прошёлся по полянке. Вот и дорожка, выложенная плоским камнем, ещё одно подтверждение искусственности.

Посмотрим, куда ведет эта дорожка.

Деревья частью знакомы, но встречались и совершенно неизвестные. Сорвать листок? Сорвать и послать в Совет Заклинателей, мол, вот что мне приснилось, не распознают ли они, что да откуда.

Вокруг поредело. Сквозь просветы дерев он заметил строение. Дом, хороший, даже роскошный дом. Не дом — дворец! Посреди — восемь колонн, два крыла, и в высоту два этажа, да ещё надстроечка.

Дорожка влилась в дорогу, широкую, вымощенную жёлтым булыжником. Но видно было, что местами булыжник истерся. Это сколько же ног прошло по нему? А место-то пустынное…

По обе стороны от дороги под сенью дерев стояли скамейки, и видно было — на них отдыхали тысячи и тысячи людей, так истерлись дубовые сидения и спинки.

Широкая лестница с невысокими ступенями вела внутрь, но он подошёл к фонтану, что бил перед входом. Круглый прудик, а посреди цветок Красного камня, из которого ввысь устремлялись струи воды и разлетались, окружая причудливые изгибы цветка водяною завесой.

Вдруг из прудика показалась голова снапшера — но снапшера совсем крохотного, едва ли в локоть. Показалась, посмотрела на Еремея круглыми безвекими глазами, и ушла на дно.

Веселая картинка.

Он отошёл подальше. Где маленький, там и большой.

— Еремей? Ты, мой мальчик?

На верхней ступени лестницы стоял Настоятель Дормидонт!

Еремей вздохнул облегченно. Пусть и сон, а спокойнее, когда рядом Настоятель.

— Признаюсь, ты меня поразил, — продолжал Настоятель, спускаясь к нему по ступенькам. — Меньше всего я ожидал увидеть здесь — тебя.

— Я и сам не знал, что мне сегодня приснится, — ответил он.

— Приснится? О нет, Еремей, это не сон. Это Навь.

— Простите, Настоятель?

Настоятель Дормидонт пристально посмотрел на него.

— Вижу, ты только вступил на Путь. Конечно, иначе и быть не могло. В Монастыре у тебя, честно сказать, сил не было, чтобы перейти за порог комнаты, но сейчас… Удивительно.

Настоятель подошёл к скамейке, сел и показал Еремею место рядом.

— Как ты думаешь, где мы?

— Не знаю, Настоятель Дормидонт. Первый раз вижу это место — Еремей хотел добавить «во сне», но удержался.

— О месте потом. Сейчас я о Мире. О стороне Мира.

— Ну, на севере, Настоятель Дормидонт. У Мира четыре стороны — Восток, Юг, Запад и Север. Но-Ом расположен на севере.

— Стороны, о которых ты говоришь, Еремей, есть стороны зримые, хотя и здесь все непросто — идя на Север, можно оказаться на Юге. Но есть и незримые стороны Мира. Явь и Навь. Явь — привычная нам сторона, место, где мы пребываем душою и телом от рождения до смерти. Но есть и Навь, место, доступное лишь душе. Не всякой душе, а душе, наделенной Даром. Да, чаще всего попадают сюда во сне, но сон — это лишь способ существования души. А Навь — это место существования.

Все, что ты видишь вокруг — Настоятель рукою показал на дворец, фонтан, парк, — не более призрачно, чем Монастырь или Но-Ом. Сюда можно придти, отсюда можно уйти. Если сломать ветку дерева, она останется сломанной. Если посадить семечко — вырастет цветок. А если ты встретишь здесь врага, он убьёт тебя. Или ты его.

Еремей невольно оглянулся — враги, о которых сказал Настоятель, словно обрели плоть и кровь.

— Но здесь и сражаются, и ходят, и дышат не физическим усилием, а силой души. Сразу понять подобное трудно, нужна привычка, — Настоятель умолк. Давал время привыкнуть?

— Получается, что здесь встретились не мы, а наши души?

— Мы и есть наши души, Еремей.

Теперь пришла пора Еремею замолчать, обдумывая услышанное.

— Выходит, вещие сны…

— Совершенно верно, мой мальчик. Вещие сны есть то, что нам удаётся вспомнить о Нави.

— Но почему здесь так мало людей? Спят-то ведь все!

— Ещё раз повторяю, Навь — не сон. И в Яви многие живут на одном месте всю жизнь, не странствуя ни на Север, ни на Восток. Лишь один на дюжину способен вступить в Навь, лишь один из дюжины способных действительно сюда вступает, и лишь один из дюжины вступивших обладает достаточной силой души, чтобы существовать в Нави дольше, чем длится время между двумя биениями сердца. В Монастыре мы внимательно присматриваемся ко всем ученикам, и потому-то я так и удивился, увидев себя здесь. Возможно, с тобою что-то случилось по дороге в Но-Ом или в самом Но-Оме?

Еремей начал подробный рассказ, но Настоятель прервал его.

— Потом, Еремей, позже. Мое время в Нави течет иначе, чем твоё. Я ждал отца Колывана.

— Отец Колыван умер.

Настоятель словно и не удивился.

— Вот об этом поподробнее.

Еремей рассказал, что знал и, рассказывая, понял, что знал-то он очень мало.