Первое дело Еремея

Настоятель подался вперёд, вглядываясь в пентаграмму. Губы его неслышно шевелились, и если это была молитва, Еремей её не знал.

Кристалл исчез. Возвышение залил ровный розовый свет, он отражался от зеркал, набирая силу и яркость.

— Послания нет, — сказал Настоятель. — Придётся идти.

Он шагнул на возвышение. Еремей последовал за ним.

Свет стал ослепительным, пришлось закрыть глаза. И запылать в огне, как пылал когда-то отец Бруно, осужденный на костёр Римской церковью.

Хлопок, громкий хлопок — Еремей почувствовал, будто падает. Ловушка! Под пентаграмой пьедесталом скрыт колодец!

Но испугаться он не успел: падение прекратилось, не начавшись.

Он открыл глаза — медленно, чтобы успеть, если что, зажмуриться вновь. Как глупо, он ведь не мальчик, которому снится страшный сон. Это Навь. И совсем не страшная Навь.

Мир Красного Песка полностью соответствовал названию. Песок был везде, вплоть до горизонта. Он, мелкий и сухой, лежал под ногами, образуя мягкий ковер, он собирался в барханы, песчаные горы, которые находились по правую руку от Еремея, он вился в воздухе над барханами, и Еремей понял, зачем нужен шлем — без него моментально бы запорошило глаза, да и дышать было бы трудно. А так — ничего. Воздух проходил через губку и очищался от пыли. Дыши и не кашляй.

Небо в этом Мире тоже было не голубым, а красным. И солнце куда тусклее земного. Тусклее, меньше и холоднее.

Настоятель что-то сказал, но Еремей не разобрал и в ответ лишь пожал плечами. Уши заложило, и он слышал лишь биение крови в сосудах.

— Как тебе этот Мир, мой мальчик? — на сей раз Настоятель прикоснулся своим шлемом к шлему Еремея, и голос его звучал ясно и четко.

— Странный…

— Ты привыкнешь. Поначалу трудно и дышать, и слушать, и даже двигаться, но способности человека приспосабливаться просто невероятны, и свидетельствуют о Божественном Провидении… — Настоятель отошёл на несколько шагов, давая Еремею возможность обвыкнуться.

Еремей тоже сделал шажок. Песок под ногою скрипнул, он оглянулся на оставленный след, удивительно неглубокий, словно весил Еремей не добрых пять пудов, а всего два. Да и в теле он ощущал легкость, зовущую бегать, прыгать, быть может, и летать.

С непривычки всё, с непривычки.

Он прошёл дальше, поглядывая на Настоятеля, но тот ничего против не имел. Нужно думать, зыбучих песков поблизости нет.

Но Еремей благоразумно не стал уходить слишком уж далеко. Уйдешь и не вернёшься. Кстати, возвращаться-то как? Здесь, в Мире Красного Песка не было ни пьедестала, ни зеркал, ни красного луча, ничего из того, что осталось позади. Но Еремей не чувствовал и следа паники. Он знал — неизвестно по какой причине, но знал, — что сможет вернуться в свой Мир тогда, когда пожелает.

Действительно, и дышать стало легче, и на ногах он держался увереннее. Перестало казаться, что налетит ветерок, подхватит да и унесёт в неведомую даль. А ветерки здесь, судя по срывавшимся с верхушки бархана струйкам песка, нешуточные. Правда, сам бархан защищал надежно, но ветер, он ветер и есть, сейчас дует с одной стороны, а через склянку с другой.

— Настоятель Дормидонт, — позвал он, решив проверить и слух, от ушей, наконец, отлегло.

— Да?

— Я не вижу поселения. Никаких следов.

— Их и не видно — здесь, на поверхности. Любые следы ветер заметает быстро. И не только следы. Поставь хижину, и в бурю наметет столько песка, что и не выберешься.

— Как же они живут?

— Не как, а где, мой мальчик. Они живут внизу, — Настоятель показал рукою себе под ноги. — Мы должны быть рядом у входа. А, вот и он!

Сам бы Еремей никогда не догадался, что это — вход. Просто куча песка, и только. Небольшая куча, ему по пояс. Но над нею торчала железная палка.

— Похоже, нас не ждут, — сказал Настоятель. — Придётся поработать руками.

«Поработать» значило отбросить несколько сот фунтов песка от небольшой дверцы, что вела внутрь.

— Специальный люк, — отдуваясь, сказал Настоятель. — Устройство таково, что засыпать песком его не может даже в самую сильную бурю, а бури в Мире Красного Песка бывают — только держись. Самоочищающийся профиль.

Видно, триста фунтов — или четыреста — были не в счёт.

Настоятель словно прочитал мысли Еремея.

— Немножко песка — это специально. Иначе песчаные зайцы выдадут местоположение. Они, зайцы, тепло чуют.

Первый вопрос у Еремея был — что за зайцы. Второй — кому выдадут. Второй был много важнее первого, и потому Еремей его и задал.

— Никому. Во всяком случае, живых разумных мы здесь не видели. Но мало ли что может случиться. Вчера не видели, а сегодня — как знать…

— Есть! — Еремей первый докопался до двери — выгнутой бочкообразно, будто надкрылье жука. Бронза? На глаз похожа, а на ощупь больше напоминает дерево. Открывалась она наружу. Как же они выходят-то, песок же мешает? Верно, существует какое-нибудь приспособление.

— Отлично, мой мальчик. Тяни.

Еремей и потянул за ручку.

Против ожиданий, дверь распахнулась легко, хотя толщиною оказалась в ладонь. А ладонь у Еремея широкая.

Он заглянул внутрь. Вертикально вниз уходила лестница.