Первое дело Еремея

Когда пыл битвы рассеялся, на поле остались только мыслители. Мыслитель мыслителю глаз не выклюет, таков закон Раа. Оба факела погасли одновременно. Принудительный Мир вследствие обоюдного истощения сил.

Паук шипел особенно мерзко, но Еремей и тут удержался, не посмотрел на него.

Незачем. Ещё не время. Придёт срок, и, как знать, какой будет следующая схватка, ментальная или рукопашная.

Он пошёл в свой сектор — и только тут почувствовал, как устал. Его шатало, он еле стоял на ногах, казалось, ещё шаг — и он упадет.

Выходит, ментальная битва стоит рукопашной.

Нельзя ль ускользнуть назад, в покои? Он оглянулся, нет ли поблизости Рэндольфа. Но распорядитель был занят у места сражения Тёмного Мастера C’Видлера. Он и распорядитель-паук попеременно взывали к стрекозе, которая кружила над ними.

Еремея повёло в сторону, и, чтобы не упасть, он опустился на одно колено. Ого! Или это все-таки действуют, пусть и запоздало, паучьи чары?

Нет, вряд ли. Во всяком случае, Еремей не чувствовал внешних сил. Просто усталость. Ничего даром не даётся, не дался и принудительный Мир.

А все-таки здорово, что удалось избежать поражения. Хоть немного, а помог Миру удержаться на своей ступени.

Над полем боя уже кружилась не одна стрекоза — три, что-то там происходит необычное. Но подойти просто не было сил. К тому же он не знал, допустимо ли находиться у площадки кому-нибудь, кроме распорядителя.

Похоже, нельзя. Герцог, утирая пот со лба, подошёл и присел, подвернул под себя ноги особым манером.

— Едва уцелел, — сообщил он Еремею с довольным видом. — Удалось построить крепость и в ней отсидеться.

— Мир?

— Мир. А у вас, отец Еремей?

— Тоже мир — вследствие истощения сил.

— Ну да. Пауки — вояки отчаянные. Выстоять — уже хорошо.

— Вы не знаете, что это происходит у площадки мастера C’Видлера (Еремей опустил слово «Тёмный», как знать, быть может герцог и граф отнюдь не противники Нечистого. Нужно бы выяснить.

— Похоже, что-то из ряда вон. Кружат и кружат. Первый раз такое вижу.

Стрекоз уже было с полдюжины.

— Быть может, пройдем в покои? — герцог тоже шатался от усталости.

— Хочется посмотреть, чем кончится.

— Оттуда видно будет куда лучше, — уверил герцог.

С трудом Еремей поднялся.

Огромные двери были раскрыты. И хорошо. Он бы не мог открыть самую маленькую калиточку.

— Сюда, отец Еремей, — повёл его в боковую комнату герцог. — Садитесь, здесь удобно.

Покой замечательный. И в стене пять окон, не больших, не маленьких, круглых, похоже, толстого стекла. Окна обрамлены медными обручами. Удивительно, но все они выходили как раз на площадь сражений, хотя та была в другой стороне, причём каждое окно на отдельную площадь. И видно было — словно в пяти шагах стоишь. Магия Межмирья.

Но Еремея прежде интересовало, куда бы присесть. Переход сюда исчерпал последние силы.

— Вам здесь будет лучше, чем на мраморе, отец Еремей, — герцог подвёл его к удобному большому сидению, что тянулось вдоль стены. — Это называется диван. Место сбора мастеров, здесь положено обмениваться мудростью и принимать важные решения, — пояснял герцог. — Традиция. Когда-то, наверное, так и было.

Еремей попробовал рукою, затем сел. Поразительно удобно. И сидеть можно, и лежать. Куда удобнее, чем на твёрдом мраморном полу. Мягко, покойно. Но не стоит, он ещё не умирающий от ран ветеран.

— Когда-то? — сказал Еремей, лишь бы не молчать.

— Прежде миров было меньше, но поединки длились дольше. Не две склянки, а десять. Тогда в перерывах мастера обсуждали результаты, прикидывали, как нужно биться завтра. Теперь же и прикидывать нечего, сражения короткие, но яростные, — он подошёл к окну, из которого видна была площадка боя Тёмного Мастера, вгляделся.

— Да, слыхивать слыхивал, а видывать прежде не видывал. Двойная смерть.

Еремей пригляделся. Да, погибли оба мыслителя. Но такого не могло случиться! Разве что… В пылу схватки кто-то проглядел первую смерть, и мыслитель стал вурдалаком!

И тут супротивник мог потребовать осиновый кол и победить — но лишь до той поры, пока жив собственный мыслитель.

А здесь — упущение!

— Вурдалак-то у мастера C’Видлера! — в раздумье протянул герцог.

— Что с того?

— Паук, видно, пытается доказать, что мастер C’Видлер наслал на него чары, вот он и не заметил вурдалака.

— Это возможно, герцог Н’Гобба?

— Доказать-то? Не знаю.

— Нет, навести чары на паука?

— Мне трудно судить, отец Еремей. Ментальным способом — нет, над Ареной царит статис-поле. А вот иным путём — акустическим, оптическим или ещё каким… Во всяком случае, сил это требует неимоверных.

Еремей похолодел. Получается, мастера Тьмы владеют необычайными способами воздействия на сознание!

Герцог подошёл к другому окошку, где граф Н’Гобба сражался против превосходящих сил паука.

— Эх, брат, слишком ты молод. Горяч, — пробормотал герцог.

Еремей из вежливости промолчал, но герцогу требовалось нечто более весомое, чем молчание.

— Ну что же он… Ну куда же он… — на него было жалко смотреть. Каждый выпад паука, казалось, бил прямо в герцога — в живот, грудь, лицо.

— Я буду молиться, — сказал Еремей, и отвернулся, не в силах выносить мучения мастера.