История и законы верховной власти VI века были написаны кровью на полях сражений, воспеты в поэмах и увековечены в величественной архитектуре королевских резиденций. Верховные жрецы от имени своего короля взаимодействовали с пантеоном богов: божествами, воинами и кузнецами, богами грома и плодородия. Духов, живущих в камнях, колодцах, реках, пещерах, домашних очагах, зверях и птицах, надо было призывать, умиротворять и питать. Ведуньи и ведуны читали руны, интерпретировали знамения, приносили в жертву животных, провидели будущее, пели заклинания и делали должные подношения в своих тайных лесных святилищах, чтобы обеспечить своим повелителям и родне удачу.
Военные победы и политические успехи, измеряемые в количестве дани и добычи, гарантировали, что знать будет хранить верность своему королю и его законным преемникам — пока они живы. Если король терпел поражение (даже если он оставался жив), его власть слабела, и он оказывался уязвимым перед лицом внутренних и внешних соперников. Военная катастрофа могла нанести глубокую травму целому народу: Беда пишет, что страшное время анархии и кровопролития в Нортумбрии (в 632–633 годах) был в прямом смысле вычеркнут из истории[787]
. Преуспевание подданных было неразрывно связано с личностью короля, и после его смерти любаяСогласно яркому описанию Беды, в мироощущении язычника жизнь человека была подобна полету воробья, залетевшего в пиршественный зал и улетевшего прочь: тепло освещенного зала соответствовало краткому пребыванию человека на земле, а все, что было до и будет после, окутывала холодная тьма неведомого[788]
. Если жизнь короля и его достижения были столь непрочными, то деяния его шаманов — тем более. До нас дошло имя только одного королевского жреца, Койфи, — да и то потому, что он очень разумно и вовремя поддержал своего короля Эдвина на его извилистом пути к обращению в христианскую веру[789].Языческие короли не были иррациональными глупцами. В своих действиях они руководствовались неписаными правилами чести, взаимными обязательствами и прагматическими соображениями. Они взвешивали ситуацию так же хладнокровно (и с такой же суеверностью), как любой политик или футбольный тренер, который в любой момент может утратить свое положение. На их стороне также были законы и обычаи. Однако когда в 685 году имя короля Эгфрида было высечено на краеугольном камне новой монастырской церкви в Ярроу на реке Тайн, грамотные каменотесы аббата Кеолфрита отвели своему повелителю промежуточное место в иерархии, отдав его под покровительство Бога и святого Павла. Они уловили дух нового социального, экономического и политического эксперимента. Христианские короли, описанные Бедой в «Церковной истории», сознательно вернулись к идее государственности, отвергнутой вождями V века. И, подобно Исааку Ньютону, который почти через тысячу лет после них великолепно определил силы, управляющие движением планет, законотворцы VII века сумели в одной блестящей сентенции выразить суть нового мира, над созданием которого они трудились:
«Вот законы Вихтреда, короля Кента… Церкви я дарую свободу от податей; и за короля пусть молятся»[790]
.Этот простой социальный договор, по которому церковь освобождалась от дани в обмен на молитвы (и политическую поддержку), можно считать проектом новой разновидности постоянно действующей государственной службы, которую осуществляли образованные люди. Ее представители начали (впервые за 300 лет) вкладывать ресурсы в экономику острова; ее деятельность вызвала к жизни каролингское возрождение, Крестовые походы, Реформацию; от нее проистекали проблемы Генриха II с непокорным архиепископом Беккетом, надпись