Между тем, целиком превратившись в зрение и слух, я с мучительным напряжением изучал лица паствы. Некоторые казались знакомыми — размытыми призраками прошлого, существование которого вызывало сомнение. Надежда, что мои тайные желания оправдаются и я не найду среди людской толпы напавших на меня, расцветала в душе с каждой новой группой. Но когда в импровизированных воротах отмечающих территорию церкви появилась женщина, держащая за руку маленького мальчика, мое сердце упало куда-то вниз: это был тот самый Сеня. Благодаря его маленькой, но отлично сыгранной роли я попал в ловушку и провел несколько бессонных ночей в самоистязаниях. Все сомнения насчет непричастности жителей общины к нападению на меня рухнули, словно старая мачта освещения на ветру.
С другой стороны, для ищейки, которой я и являлся на самом деле, это был правильно взятый след. Чувство долга для меня превыше всего, поэтому отметя все переживания по поводу прошлого, с глубоким чувством удовлетворения мысленно потер руки: опасное путешествие по Древнему городу не прошло даром.
Пока я отвлекся от окружающего мира, пристально следя за мальчиком, сердобольные граждане оставили рядом со мной скудное подаяние. Состояло оно из черствой кукурузной лепешки и полулитровой помятой пластиковой бутылки с мутной, сильно минерализованной водой. Хлеб я засунул за пазуху, решив, что он внесет в мой рацион знакомую с детства вкусовую нотку, а к воде не притронулся, оставив стоять бутылку на прежнем месте.
На ступени крыльца вышел священник в длинном, запыленном одеянии служителя культа, непокрытой в знак смирения головой и жестяной, вырезанной из днища консервной банки девятилучевой звездой на тяжелой шейной цепочке. Он провозгласил:
— Сообщество свободных душ. Мы собрались здесь, чтобы вместе воздать должное Божьей мудрости и его проведению. Веками человечество враждовало. Веками продолжалась рознь и междоусобица. Веками сущеглупые пытались подчинить себе стихии и нрав Божий. Пока гневная длань не прижала их непокорные выи к земле. И был сломлен дух гордый, ибо не стало чем гордиться, кроме божественного, все сжигающего дыхания. И не стало жизни другой, кроме той, что мы заслужили. И не будет награды больше, чем прах за смирение.
Так скажем же провидцу из провидцев, поправшему беззаконие людских промыслов и мыслей преступных, совместное:
ВОЗРАДУЙСЯ!
Толпа, как один человек, уселась прямо на землю, лицом к набирающему силу светилу. Трижды окрестности огласились возгласом, сопровождаемым одновременным троекратным поклоном солнцу:
— ВОЗРАДУЙСЯ!
— ВОЗРАДУЙСЯ!
— ВОЗРАДУЙСЯ!
— ДАЙ-ДУЙ-СЯ! ДАА-ДУЙ-СЯ! ДАЙ-ДУЙ-СЯ! — возликовало многократное эхо паствы. После этого воздух наполнился глубоким молчанием. Это выглядело странно и по-настоящему жутко.
Затем так же дружно встав, люди звучно сплюнули себе под ноги. Ритуал призыва дождя был закончен, и жители потянулись обратно, чтобы вернуться в свои дома или на общественные работы. Провожая их взглядом, я пытался понять, кто из них способен был пойти на преступление. И, глядя на толпу этих оборванных, изможденных людей, пришел к неутешительному выводу, что это мог сделать каждый второй.
Не знаю, почему я так решил, но мысль эта крепко засела в голове, дожидаясь своего часа. Сейчас, пока что все внимание было уделено слежке за Сеней и его спутницей: возможно, они приведут к тем, кто напал на меня и ударил. Сомневаюсь, что это сделала женщина и тем более ребенок, скорее всего — мужчина, и вполне опытный в таких делах.
«Или дошедший до крайней нужды», — подсказало услужливое подсознание. Я отмахнулся от этой мысли, подумав, что большая часть жителей находится в таком же положении, не нападая при этом на служителей закона. Почему-то легче от этого не стало.
Затеряться в маленьком поселении, где все друг друга знают в лицо, было непростой задачей. Под видом бродяги тоже особо не разгуляешься: подумав, что высматриваю, где что плохо лежит, жители позовут охрану и прощай тогда надежда на возвращение моего честного имени. Не штурмовать же общину в лоб на самом-то деле? К тому же не стоит забывать, что я в розыске.
К счастью, объект моего интереса находился на выходе из поселения, поэтому одинокий бродяга пробирающийся к воротам, ведущим в Древний город, не вызывал особых подозрений. Получил человек милостыню и ушел восвояси — ничего необычного тут не было. Так, шаг за шагом, следовал за таинственной парочкой, пока она не скрылась в одном из домов, сложенных из красного кирпича, добытого с заводских развалин.