Первое правило королевы

Она не стала устраиваться за столом. Она села на пол и проворно развязала свои папки. Их было всего три – четвертую она уронила на пол в той самой кухне, – и две из них были заполнены газетами. Инна вытряхнула их и быстро просмотрела. Она их уже ненавидела, эти проклятые газеты, с которых все началось!

Эти были другими и от тех почти ничем не отличались. Очевидно, Захар Юшин, бывший психический санитар, собирал все, о чем успел написать. В каждой газете были все те же инициалы – «ЗГ», в разнообразных вариантах, то Зинаида Громова, то Зейнара Гулина, то еще кто-то, она так и не запомнила этого, последнего имени.

Она быстро их просмотрела, отметив про себя, что журналистом Зинаида – Зейнара – Захар был (или были?) плоховатым. Материалы все больше посредственные, все больше ни о чем. Ни собственного стиля, ни какого-то там неподражаемого слога, ничего такого. Впрочем, не это важно.

В последней, самой худой папке были бумаги. Серые, заскорузлые, скучные канцелярские бумаги. Медицинская справка. Свидетельство участкового. Свидетельство о смерти. Еще одно. Копия свидетельства о рождении. Больше ничего.

Инна заглянула под картонный клапан. Нет, больше ничего нет. Однако и этого было достаточно.

Она посидела немного, потом разложила справки вокруг себя на ковре и опять внимательно прочитала каждую.

«ЗГ». Захар Юшин. Почему все-таки Юшин, если псевдоним на "Г"?

Глеб Звоницкий, в кабинете которого осталась губернаторская дочь, и это она, Инна, своими руками отдала ему Катю, велела стеречь.

Геннадий Зосимов, муж, желающий получить квартиру.

Осип сказал, что водители толкуют о том, что дочь помешанная и что это она убила мать. Очень удобно.

– Бог троицу любит, – вслух сказала Инна. Ястребов негромко произнес за дверью:

– Принесли твой чай. – Как будто подслушивал! Инна проворно собрала с ковра справки и сунула их обратно в папку и крепко-крепко завязала, словно захлопнула ящик Пандоры.

– Инна?

Она поднялась и распахнула дверь.

– Ну что? Что там такого интересного?

Она прошла мимо него, чуть не задев грудью темный свитер, села на диван и налила чаю в изящную беленькую чашечку.

– Там черный, а это зеленый, – неловко сказал он, кивнув на столик. – На всякий случай. Я пока не понял, какой именно ты пьешь.

– Я пью кофе. Но у меня от него в животе дырка.

– А по-моему, нет, – вдруг сказал он. – По-моему, нет дырки.

Тут она, ясное дело, покраснела, как маленькая, и он, кажется, чуть-чуть успокоился.

* * *

Маленькими глотками она быстро выпила весь свой чай и налила еще – из другого чайника. Кто их разберет, то ли черный, то ли зеленый.

– Расскажешь?..

– Собственно, я за этим и приехала.

– Зачем? Рассказать? Она посмотрела в сторону.

– Ну да. Вряд ли на этой стадии я справлюсь… одна.

– Ну почему же? Ты все время прекрасно справляешься одна.

– Я понимаю, что ты не собираешься мне помогать, – отчеканила она, – но в данном случае я действую и в твоих интересах тоже.

– В моих?

– Да.

Он пожал плечами и взял со стола чашку. Ладонь была огромной и очень мужской, а чашка – хрупкой и женственной.

Ну и черт с ним! Черт с его руками, очками, глазами! Она сильная и храбрая, она не боится его, и ей очень нужно заставить его работать на себя.

– Мухин не стрелял себе в голову. Его убили.

– Это всем было известно сразу.

– Да. Но это никакое не политическое убийство. Ястребов подумал немного.

– Скорее всего нет. Он ни с кем не ссорился, в крупные игры не играл и вообще… ничего такого не делал. Самый обычный губернатор.

– Но обычных губернаторов не убивают выстрелом в висок в собственном кабинете! Как правило.

– А ты… знаешь, кто это мог сделать? Осторожнее, начал тревожно шептать инстинкт самосохранения, осторожнее, осторожнее! Что ты делаешь?!. Помалкивай, помалкивай, действуй только в своих интересах!..

– Нет, – сказала Инна решительно. – Я не знаю. То есть пока не знаю. То есть я знаю, кто его убил, но не знаю… что это за человек.

Ястребов опешил:

– Что это значит?

Инна глубоко вздохнула и с силой выдохнула:

– Его убил его собственный сын.

– Как?! Тот алкоголик! Как его… Дима? Вася?!

– Митя, – поправила Инна. – Он тут ни при чем.

– Инн, – с досадой сказал Ястребов. – У Мухина только один сын, этот самый Митя. Ни на что не годный алкоголик.

– У него есть еще один сын. Его родила Маша Мурзина, которая утопилась в Енисее двадцать семь лет назад.

– Ты бредишь, – констатировал Ястребов так, что Инна моментально поняла – он ей поверил. Поверил и теперь сопротивляется именно потому, что с ходу поверил. – Ты бредишь, да?

– Нет. Хочешь посмотреть справки?

– Какие справки?

– В той квартире я украла папки. В двух только газеты, а в одной справки.

Ястребов смотрел на нее в упор. Потом снял очки и опять стал смотреть. Сейчас в глазах у него было все, что угодно, но только не черная дыра без проблеска света, без эмоций, без всякого интереса.

– Подожди, – мягко сказал он, взял у нее из руки чашку, поставил на стол и сжал ее пальцы. Ей было больно – он сильно сжимал. – Я ничего не понял. В какой квартире? У кого украла? Ты что, ограбила квартиру?

– Да.

– Ты налетчик?