В территориальном отношении Польская корона приобрела в Прибалтике больше всех других участников конфликтов конца ХVI века. Правители Курляндии стали вассалами польских королей, Летляндия, значительная часть Эстляндии (исключая Северную Эстляндию), а также Рига оказались под властью Речи Посполитой. Таким образом, можно говорить о польско-литовской инкорпорации прибалтийских земель. Польские политики умело реализовали план Сигизмунда II Августа и Альбрехта Бранденбургского по «принуждению Ливонии к присоединению». Английский историк Роберт Фрост совершенно справедливо назвал вторую половину ХVI века временем доминирования Польши над Балтикой. Правда, об этом вскоре было забыто — уже в первой половине ХVII века Польша была практически полностью вытеснена из региона Швецией, и наступило, продолжая мысль Роберта Фроста, «шведское столетие в Прибалтике», в ХVIII веке сменившееся «русским столетием».
Что дали России балтийские войны?
Отношение России к балтийским войнам за двадцать пять лет существенно эволюционировало. В 1558 году конфликт начался с локальной карательной акции с целью «вразумить» Ливонию и заставить платить требуемую дань. Характер войны изменился после в значительной мере случайного (во всяком случае, не планировавшегося в Москве) захвата Нарвы. После этого Россия начала войну, направленную на аннексию Ливонии по принципу «докуда сможем дойти», по сценариям, опробованным в казанской (1551–1552) и второй астраханской (1556) кампаниях.
Начавшаяся в 1561 году русско-литовская война первоначально повторяла схемы предыдущих русско-литовских порубежных войн, но более всего была похожа на Смоленскую кампанию 1512–1522 годов. И там и там в начале войны был захвачен крупный центр Великого княжества Литовского (в 1514 году — Смоленск, в 1563 году — Полоцк), после чего последовало крупное поражение в полевом сражении (в 1514 году — в битве при Орше, в 1564 году — при Уле), и война перешла в фазу мелких пограничных стычек, которые через семь-восемь лет завершились перемирием по принципу «кто чем владеет».
Когда в 1558–1560 годах орден был разбит, Россия прочно закрепилась на линии Толчбор — Везенберг — Лаис — Оберпален — Феллин — Ринген, оставив в своем тылу Нарву, Дерпт и Нейгаузен как военные и административные центры. Дальше этой значительной части Восточной и Северо-Восточной Эстонии вплоть до 1577 года русские войска не пошли, хотя все возможности для этого были. С датчанами в 1562 году земли поделили к обоюдному удовлетворению, а вот шведские и польско-литовские войска на остальной территории Эстонии и Леттляндии не представляли собой такой уж неодолимой силы. Но нет — русские совершают набеги и походы, осаждают и жгут города и замки, сами подвергаются нападениям — однако граница «Русской Ливонии» 1560 года остается почти неизменной до грандиозного похода 1577 года. Эти наблюдения подтверждают наш вывод о рывкообразном стиле наступления России на территории, предназначенные к завоеванию, покорению. После их захвата обязательно следовала пауза, закрепление на приобретенных землях, и только потом — следующий рывок.
Для России в Ливонской войне было немало нового. Во-первых, новшеством можно назвать театр военных действий — никогда раньше русская армия не воевала на территории европейской страны с густой сетью каменных замков и городов. И если маленькие средневековые замки не стали серьезной помехой для наступления детей боярских, то опыта для осады и взятия крупных крепостей — Риги и Ревеля — не хватило. Они выстояли. Судя по всему, русские извлекли из этого урок и заимствовали бастионную систему. Земляные бастионные укрепления европейского типа впервые возводятся в конце XVI столетия при реконструкции Новгорода, Ладоги и других городов Северо-Запада России.
Во-вторых, по ходу войны пришлось учиться организации военного оккупационного режима на захваченных территориях. Казань и Астрахань были покорены практически сразу и навсегда, там надо было только подавить сопротивление местного населения, носившее нерегулярный характер и проявлявшееся в мелкомасштабной партизанской войне. В Ливонии же пришлось вести многолетнюю войну с другими державами, обладавшими боеспособными современными армиями. Опыта ведения такой непрекращающейся войны на чужой земле у русских не было. Им пришлось учиться на ходу. Россия ранее никогда не сталкивалась с тем, что захваченную землю надо удерживать в условиях перманентных боевых действий, создавая систему обороны для тех же несовершенных средневековых немецких замков, которые только что так легко сдались. Их требовалось перестроить и укрепить, как-то приспособить к требованиям войны раннего Нового времени. Нужно было налаживать командование, коммуникации между гарнизонами, систему снабжения, переброски резервов, схему мобилизации и передислокации сил в случае опасности и т. д.