Первые

Зал аплодировал. Кто-то вскочил. Какая-то женщина бросила Бакунину цветы. Люди явно были увлечены речью Бакунина. Бунтарство, разрушение мира — это выглядело грандиозно и величественно. Зачем раздумывать и ждать, заниматься политическим обучением. Надо действовать!

Удастся ли членам Интернационала разъяснить, повернуть симпатии людей на свою сторону?

Лиза сидела рядом с Катей. Она крепко сжала Катину руку. Пальцы ее были холодны. Она чувствовала, нужно что-то сделать.

Сейчас или никогда!

Лиза вдруг встала и пошла к эстраде. Ее подтянутая, грациозная фигурка плавно скользила между столиками. Черные волосы оттеняли бледность лица.

Легко взбежав по ступенькам, Лиза на миг остановилась, прямо взглянув в зал. Потом подбоченилась, чуть прищурилась в улыбке и пошла плясать, поворачиваясь то вправо, то влево.

Зал в недоумении смотрел на девушку.

— Что здесь происходит? — растерянно спросил Бакунин. — Я ведь еще не кончил… Кто разрешил?!

Лиза остановилась, сделала невинное лицо.

— Вы разрешили! — сказала она.

— Я? Но, мадемуазель…

— Да, вы, вы! Вы же призываете к анархии. Никакой власти, никакого порядка. Что хочу, то и делаю. Вы хотите говорить, а я хочу плясать.

И, повернувшись к Бакунину спиной, Лиза пошла по кругу, дробно постукивая каблучками.

В зале поднялся невообразимый гам. Люди повскакали с мест, стучали ногами, чайными ложками по посуде. Кто-то смеялся, хлопал в ладоши, кто-то свистел, улюлюкал. Одни кричали: «Бакунин!», другие: «Браво, мадемуазель!»

Перекрывая шум своим громовым басом, Бакунин пророкотал:

— Уберите ее! Или я, или она!..

Лиза перестала плясать.

— Хорошо, — сказала она. — Давайте поговорим серьезно. Вы помните выступление крестьян в русском селе Бездна? Об этом знает весь мир. Скажите, сколько было загублено тогда жизней? А почему? Потому что крестьяне не были подготовлены. Это был как раз такой бунт, к какому вы призываете! А Ла-Виллет! А Лион!

Зал притих. У всех еще свежи были в памяти кровавые события недавнего времени в Париже, на бульваре Ла-Виллет, и в Лионе, когда анархисты во главе с Бакуниным организовали мятеж и сотни людей были расстреляны и брошены в тюрьмы.

Бакунин пытался что-то сказать, но Лиза властным жестом остановила его.

— Везде и всюду вы изображаете себя мучеником. Сидели в казематах. Были сосланы. Но разве вы одни? Вот теперь вы на свободе. А наш Чернышевский до сих пор в кандалах на каторге. И так ли тяжела была вам ссылка под крылышком своего дяди, генерал-губернатора Сибири?

Бакунин побледнел.

— Вы не имеете права…

— Нет, имею. Потому что ваше учение приносит гибель людям…

— Ну, что ж, говорите вы. Я не собираюсь с вами полемизировать… — Бакунин схватил шляпу и, стараясь все же сохранить величавость, сошел с трибуны и вышел в боковую дверь.

Лиза поднялась на трибуну.

— Прошу вас выслушать меня, — сказала она. — Шесть лет тому назад произошло величайшее событие: трудящиеся всех наций объединились в свое общество. Имя этому обществу — Интернационал.

С тех пор Интернационал вырос и окреп. Он завоевал всеобщую любовь. Все новые силы вливаются в Интернационал.

Интернационал борется за права трудящихся и одерживает победы.

Я напомню о стачках в Женеве, и в Лионе, и в Ливерпуле, и в Лондоне. Что дает нам силы? Политическая сознательность и единство.

А кто мешает нам? Анархисты. Они против повышения политической сознательности и против единения. Они мешают Генеральному совету во всех его начинаниях. Они хотят, чтобы каждая секция в Интернационале и каждая личность в секции действовали как им вздумается. Но разве это возможно? Тогда будет шатание и разброд. Мы потеряем свою силу.

Они хотят разрушить Интернационал. Они действуют в угоду буржуазии. Ибо буржуазии выгодны путчи и мятежи, когда трудящиеся расплачиваются своей кровью. Буржуазии выгодны разброд и шатания. Буржуазии выгодны нападки на Маркса и Генеральный совет.

Так дадим же отпор врагам нашим, анархистам. Да здравствует единение и сплоченность! Да здравствует грядущая революция!

Да здравствует Интернационал! «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Лиза смолкла. В зале стояла тишина. И вдруг шквалом пронеслись аплодисменты.

— Ура!

— Да здравствует Генеральный совет!

— Долой анархистов!

— Да здравствует Интернационал!

В этих криках тонули несколько жалких возгласов сторонников Бакунина.

Лиза сошла с трибуны. Ее окружила толпа. Совсем незнакомые люди поздравляли ее, пожимали ей руки. Катя, Наташа и Оля бросились ее обнимать.

Утин улыбался и говорил:

— Не ожидал, вот не ожидал. Так вы еще, оказывается, и артистка…

А старый Беккер подошел к ней, по-отечески поцеловал ее в лоб и, смеясь, сказал:

— Умница! Такой радости я не испытывал давно. И давно так не смеялся, как сегодня. Я напишу нашему Карлу.

Через несколько дней члены Русской секции опять собрались в кафе, в своей излюбленной боковой комнате. Надо потолковать, подумать. Из России приходят порой неутешительные вести.

Не все понимают цели и задачи Русской секции, значение Интернационала. Считают, что Россия должна идти своим путем. Ей незачем присматриваться к методам борьбы на Западе.