Первые грёзы

Первое отделение – декламация и пение, второе – сценка из Островского и шествие гномов. Занавес взвивается. Поют, конечно, «Боже, Царя храни». Затем в русских костюмах трое малышей изображают «Демьянову уху». У Демьяна и Фоки подвязаны окладистые, рыжеватые бороды, на головах парики в скобку; бабёнка в сарафане и повойнике; все они уморительны и читают бесподобно. Публика в восторге, просит повторить. Дмитрию Николаевичу тоже, видимо, нравится: я вижу, он смеётся, и лицо у него весёлое. Следующий номер – Люба, которая тепло и просто читает «Стрелочника» и заслуживает громкие рукоплескания. Потом поют. Затем опять два очаровательных малыша – «Стрекоза и Муравей»; особенно хороша стрекоза, тоненькая, грациозная, с вьющимися золотыми волосиками и прозрачными, блестящими крылышками. Их тоже заставляют повторить. Опять поют и, наконец, – о, ужас! – я…

Выхожу, кланяюсь. В первую минуту вся зала, все присутствующие сливаются у меня в глазах; я никого не различаю и боюсь даже увидеть отдельные, знакомые лица; сердце быстро-быстро бьётся, и, кажется, не хватает воздуху. Я глубоко вздыхаю, перевожу дух и начинаю:

Мечта

Вечер тихий баюкал природу,
Утомлённую жизнью дневной,
Лишь по тёмному, синему своду
Плыли звёзды блестящей толпой.
Словно лёгкой фатой белоснежной
Разубравшись, притихли сады,
И забылося дрёмою нежной
Серебристое лоно воды.
В этот вечер весенний, душистый,
Беспорочна, светла и чиста,
Красотою сияя лучистой,
Родилася малютка-Мечта.
Родилась от Пучины безбрежной
И от Месяца мягких лучей,
С выраженьем любви безмятежной,
С идеальной красою очей.
И от самой её колыбели
Про людей ей отец говорил,
О страданьях их звёздочки пели,
Ветер жалобы ввысь доносил.
Для того чтобы скорби, печали
И страдания их утешать,
Из манящей, таинственной дали
Благотворные сны навевать,
Пробуждать задремавшие чувства,
Научить постигать красоту,
Идеалом возвысить искусства,
Месяц ясный послал к нам Мечту.

* * *

Словно горе людское стыдится
Солнца ярких весёлых лучей,
Чтоб тоской иль слезами излиться,
Ждёт безмолвия лунных ночей.
Вот тогда, средь уснувшей природы,
Дум никто и ничто не спугнёт,
Человек рад забыть все невзгоды,
И Мечта к нему тихо впорхнёт.
И улыбкой своей, как зарницей,
Душу, сердце и ум озарит,
Тусклый взор заблестит под ресницей, —
Путь светлей, снова счастье манит!
В уголочек любимый поэта
И в счастливый семейный очаг
Занесёт луч надежды и света,
Озарит и холодный чердак.
К музыканту, походкой воздушной,
Незаметно она проскользнёт:
Под рукою усталой послушно
Вдохновенней смычок запоёт.
Сквозь решётку тюрьмы, как зарница,
Ярко вспыхнув, она промелькнёт
И осветит унылые лица,
Пламень веры в сердцах их зажжёт.
От улыбки её светозарной
Много горьких забыто минут,
И за призрак её лучезарный
Жизнь иные порой отдадут.

* * *