Первые слова. О предисловиях Ф. М. Достоевского

Достоевский объединяет первую главу с введением, указывая таким образом на его необычность: оно не является самостоятельной предтекстовой смысловой единицей, перемещающей нас с одного уровня дискурса на другой, из одного хронотопа на другой, от средства обрамления к вставному нарративу или от одного повествователя к другому. Двусмысленность его статуса приводит к тому, что Достоевский обозначает его как введение, которое одновременно не является введением: «Вместо введения» одновременно «Глава первая». Будучи предисловием, она должна рассматриваться как нечто отличное и в какой-то мере отдельное от последующего нарратива, но будучи первой главой последующего нарратива, она связана с его дискурсом, сюжетом и персонажами.

Как известно, единственный раз в своей прозе Достоевский объединил первую главу с введением в «Селе Степанчикове». Если вспомнить, какую важную роль играет в «Бесах» сатирическое и фарсовое начало, дело выглядит так, будто Достоевский собирается с силами, чтобы переписать свой ранний неудачный роман и возвысить «Бесов» до того уровня глубины, которого не хватало «Степанчикову». Однако если «Степанчиково» невозможно спасти, то «Бесы», чьи страницы переполнены бедствиями, ложью, манипуляциями, глупостью, безумием, убийствами, самоубийствами и ужасами, а также мгновениями нежности, честности, эмоциональных раздумий и духовного возрождения, не говоря уже о сценах карнавального смеха, болезненных разоблачений, откровенного фарса, шутовства, комических поворотах сюжета и внезапных переменах, сами по себе приобретают пугающую серьезность[78].

Эти несовместимые элементы «Бесов» символизируют для Кейт Холланд роман Достоевского в муках преображения. В своей работе Холланд анализирует творчество Достоевского (как художественную прозу, так и публицистику) 1870-х годов, т. е. пореформенного периода, когда последствия непродуманных преобразований 1860-х (не только касающиеся освобождения крепостных) привели к политическому обострению. Она полагает, что Достоевский искал новый подход к художественной прозе, который соответствовал бы задаче представления социального разложения в едином эстетическом ключе. Как она пишет, Достоевский пытался

представить на формальном уровне чувство дезинтеграции и атомизации, лежащее в основе переживания модернизма. (Он. – Л. Б.) полагает, что мир преисполнен случайностями, и пытается отразить эту его черту как можно более открытой и незаконченной структурой… Этому импульсу к фрагментации противостоит импульс, имеющий обратное направление – к формальному единству. Подход (Достоевского. – Л. Б.) состоит в попытке вновь объединить фрагменты мира, раздробленного модерном… (и. – Л. Б.) стремится к нарративному единству [Holland 2013:5].

Предпринятый Достоевским поиск формы, которая бы позволила ему включить тему разъединения и раздробления в дискурс романа, не разорвав его на части с эстетической точки зрения, привела к целому ряду решений, многие из которых до сих пор смущают читателей. Объединение главы первой и «Вместо введения» – самая незначительная из причин для беспокойства. Личность рассказчика, Антона Лаврентьевича Г-ва, трактовалась в литературе чрезвычайно разнообразно – не только потому, что он является самопровозглашенным «хроникером» развертывающихся в «Бесах» событий, но и потому, что он также является действующим лицом (хотя и, по-видимому, второстепенным), которое взаимодействует с основными персонажами драмы[79]. Именно Антон Лаврентьевич Г-в (не имплицитный автор) выбирает для романа эпиграф из Евангелия от Луки. Его роли в тексте многообразны: он хроникер событий, происходящих в романе, действующее лицо (оказавшееся в числе одураченных), автор текста, который мы читаем, как эстетического объекта (включая обрамляющую структуру романа и его эпитекстуальные особенности), доверенное лицо одного из главных протагонистов (Степана Трофимовича Верховенского), сатирик, и даже, если верить одному из критиков, леворадикал, старающийся утаить свое участие в интриге самим фактом написания романа[80]. К этому последнему тезису мы вернемся ниже.