Первые слова. О предисловиях Ф. М. Достоевского

Дело не в том, что Достоевский был учеником Гоголя. Достоевский сам положил начало этому клише, вполне справедливому относительно его раннего творчества. Вместо этого, как мы видим, в первых же словах романа Антон Лаврентьевич заявляет, что он также воспитывался на Гоголе[96]. Рассказчик, чье появление на свет пришлось на период между двумя действующими в «Бесах» поколениями (1840-х и 1860-х годов), представляет собой любопытное явление. Нам приходится учитывать его принадлежность к своему поколению [Martinsen 2003: 117]. Кроме того, есть нечто весьма подозрительное в рассказчике, который обращается к Гоголю как к дискурсивному источнику, не подражая ему, а скорее с намерением отвлечь внимание зрителей от тайных целей его подавляющего и даже обманчивого дискурса на менее значимые вопросы.

Как зачастую признают критики, тайна, которой рассказчик окружает свой текст, может иметь отношение к взглядам Достоевского на его молодость, ссылку и отказ от иллюзий. Подобно Степану Трофимовичу Верховенскому, в 1840-х годах Достоевский также был юным идеалистом, воспитанным на западных социалистических идеях. Он был стойким защитником «маленького человека», сторонником освобождения крепостных – иными словами, либералом-западником. К 1860-м годам идеалисты стали радикалами, затем – нигилистами, а к 1870-м годам – террористами и убийцами. Изначально «Бесы» должны были стать политическим памфлетом, целью которого было разгромить мировоззрение этих новых молодых мужчин и женщин, людей, готовых отрицать свободу других и их право на жизнь для того, чтобы утвердить фантазию о высшем добре. Однако памфлет Достоевского превратился в прозу, а затем в один из самых будоражащих из многих его переворачивающих душу и потрясающих разум романов.

У Достоевского Антон Лаврентьевич демонстрирует наличие связи между поколениями, прослеживая биографию Степана Трофимовича, которая отчасти, безусловно, основана на биографии Достоевского. В четвертом абзаце Главы первой/«Вместо введения», которая продолжается в гоголевском стиле, излагается резко отрицательное отношение Антона Лаврентьевича к своей былой наивности, свойственной его поколению: