Первый миг свободы

Рядом с их участком была заброшенная земля. Прежние владельцы то ли погибли в войну, то ли бежали с перепугу. И достался этот участок одному переселенцу по имени Эберхард Кляйн. В пути у него погибла жена. Единственного сынишку он растил один. Человек он был угрюмый и очень беспомощный. Служил, правда, раньше садовником, но имел дело только с хорошей землей и потому никак не мог привыкнуть к тощей приозерной почве, к людям в здешних краях, таким же неподатливым, как эта почва.

Карл Эмрих давно уж зарился на эту землицу, все собирался купить участок, который теперь достался Кляйну. Потому был он с Кляйном неприветлив. А если тот спрашивал совета, так Эмрих отвечал скупо, а то и вовсе врал. Поначалу Кляйн думал, что и Марта — того же поля ягода. От людей он слышал, что и груба-то она и сварлива. Но вот как-то она по собственному почину посоветовала ему, как ставить колышки, чтобы лучше созревали помидоры. Что касалось хозяйства, она иногда и на собрании, хоть и робко, а высказывалась здраво. Эберхард Кляйн слушал и дивился: «Совсем как я думает». Потом заметил, какие у нее добрые и спокойные глаза.

Скоро она стала его женой, а его сыну — доброй матерью. Жили они в согласии и во всем, что касалось окружающего мира, работы и семьи, держались одного мнения.

Однажды Марте пришла открытка из Дюссельдорфа от Курта Штайнера. Он писал, что никогда ее не забудет. Эберхард Кляйн спросил, кто это ей пишет. Марта сказала:

— Иногда мы помогали друг другу в тяжелое время, в войну. — И прибавила: — Он мне даже настоящего кофе достал.

Кляйн больше ни о чем не спросил, а она ничего больше не сказала.

Если кто, бывало, спросит про Марту — а это случалось редко, — то ему говорили, что это сестра Эмриха, теперь жена Эберхарда Кляйна. Те, кто был заодно с Кляйнами, добавляли иногда:

— Она человек порядочный.

А что еще могли сказать люди, если больше ничего о ней не знали?

Перевод И. Стребловой.

Гюнтер де Бройн VIKTORIA

В тот ясный, теплый день, которым кончилась война, лучи майского солнца, врываясь в открытое окно, падали на три ручных гранаты, о коих инвалид Йозеф Бауер вспомнил, лишь когда Чешский партизанский комитет, вот уже четыре дня как управлявший городком, через администрацию лазарета предупредил, что во исполнение приказа о сдаче оружия (включая сабли, штыки и кинжалы) будут повсеместно произведены обыски для выявления нарушителей приказа и их расстрела.

Ручные гранаты (к сведению тех счастливцев, которым не пришлось иметь с ними дело), появившиеся уже в XVI веке, вторично изобретенные в русско-японскую войну и нашедшие самое широкое применение во время двух мировых войн, представляют собой снабженные дистанционной трубкой снаряды, начиненные взрывчатым веществом. Сняв предохранитель (или, как выражаются профессионалы, выдернув чеку), ее бросают в детей, женщин и мужчин, которые примерно секунд через пять после броска, пораженные осколками или взрывной волной, умирают или становятся калеками. Различаются два вида гранат: более знакомые немцам, так называемые ручные гранаты, снабженные деревянными ручками, и, похожие на лимоны, без ручек, о которых и повествует приведенный здесь автобиографический эпизод.

Когда снизу, из классной комнаты первого этажа, донесся шум, знаменующий прибытие наряда, Йозеф Бауер, уже две недели как безногий инвалид, внезапно очнувшись от оцепенения, достал из-под кровати свой рюкзак и, выбросив оттуда кальсоны, галстуки и письма, осторожно, дрожащими руками вытащил три стальных предмета и сложил их на постели, попутно объясняя хриплым шепотом мне и двадцати другим обитателям палаты номер семь, как допустил подобную оплошность, которая будет стоить ему жизни, если только я, или Цейтлер, или Шпрингс, или Бартурейт не придем ему на помощь, для чего любому ходячему достаточно, спрятав эти предметы в карман, сложить их на подоконник в коридоре, либо же, сойдя вниз, в туалет для мальчиков, сунуть в раковину, либо — чего уж лучше (только осторожно!) — загрузить в унитаз и спустить воду.

Гранаты, по его словам, предназначались для уничтожения словацкой избы, обитатели коей числились партизанами. Бауер же, блюдя экономию, обошелся спичками и бензином, а потом очень долго таскал гранаты с собой, пока, наконец, в заварухе отступления и вследствие полученного ранения, начисто о них не позабыл.

— Так помогите же мне! — надрывался он шепотом. — Ведь я безногий!

Что, кстати, было известно всем и каждому, поскольку гноящаяся культя его бедра ежедневно перебинтовывалась, а его ночные стоны часто мешали всей палате спать; обслуживать же его едой, водой для умывания, урыльником и судном приходилось мне, Цейтлеру, Шпрингсу и Бартурейту. Но каждому было также известно, что он всего лишь пять дней назад утверждал, что ни один немец не вправе пережить капитуляцию Германии (которая, кстати сказать, уже состоялась, но нам это еще было неизвестно, поскольку четыре дня назад была проведена конфискация не только оружия, но и радиоприемников).

— Камрады! — молил он. — Даю триста крон!