— Я не умю разсказать… Но такъ много проходитъ въ голов разныхъ думъ.
— У тебя? — изумленно спросилъ онъ и разсмялся. — Какія у тебя могутъ быть думы? заботъ никакихъ, живи и радуйся…
— Думы не заботы, — просто отвтила она, и опять оба замолчали.
— Вотъ ты опять задумалась, — сказалъ онъ. — О чемъ? Ну скажи: о чемъ ты думала вотъ сейчасъ, сію минуту?
— О теб думала… Какъ ты много создаешь себ всякихъ печалей и волненій… А ничего этого вдь не нужно… Ничего…
— Я не понимаю тебя, — сказалъ онъ снисходительнымъ тономъ.
— Мн вдругъ здсь, вдали ото всего, ясно представилась наша жизнь съ тобой за этотъ мсяцъ… Только мсяцъ, а сколько было всякихъ ненужныхъ страховъ, счетовъ, личныхъ требованій и недовольства… Надо освободиться, во чтобы то ни стало освободиться ото всего этого…
— Да отъ чего «этого»? — спросилъ онъ.
— Отъ всей этой возни съ собою и всего, что лично себя касается. Понимаешь?
— Ничего не понимаю, а радъ… Радъ, что ты думала только объ этомъ… Оно излчимо…. Хуже было бы, если бы ты думала не о чемъ-нибудь а o комъ-нибудь…
— О комъ же?
— Не знаю… Мало ли о комъ? Мужъ никогда не знаетъ, любитъ ли его жена…
— Что ты говоришь? — съ испугомъ проговорила Юлія.
— Ты не понимаешь этого… Ты даже не видла, не хотла видть, какъ я мучился, когда ты бросала меня въ Петербург для кого-то на цлые часы…
— Да вдь я здила къ нашимъ…
Онъ не слушалъ ее и продолжалъ взволнованно:
— Я видлъ, что теб съ сестрами веселе, чмъ со мной, и иногда ненавидлъ ихъ. У тебя съ ними какія-то свои словечки, свои интересы; вы, бывало, сметесь чему-то, что мн совсмъ не смшно, говорите о чемъ-то для меня совсмъ неинтересномъ, точно теб нтъ и дла до меня… А потомъ, бывало, удешь… Конечно, тутъ Богъ всть, что почудится…
— Что же?
Но онъ не слышалъ ее и говорилъ, не останавливаясь:
— Разъ Маня сидла у тебя… Я вошелъ… Она читала какое-то письмо и вдругъ замолчала… Вы об были взволнованы… Особенно ты… Я цлую ночь не спалъ посл этого, а ты спала… Теб ничего…
— Отчего же ты тогда не спросилъ меня…
— О чемъ?
— Да вотъ про письмо…
— Зачмъ? Я знаю, какъ жены умютъ лгать въ такихъ случаяхъ, знаю, какъ он изобртательны и изворотливы… Я мысли допустить не могъ, что меня будутъ дурачить такъ, какъ всегда дурачатъ мужей…
Она съ испуганнымъ изумленіемъ посмотрла на него и, убдившись, что онъ не шутитъ, горячо сказала:
— Какъ теб не стыдно это говорить…
— Не стыдно, потому что и самъ помогалъ дурачить… И какъ еще!
— Саша! — съ упрекомъ воскликнула она.
— Я, милая, знаю васъ, женщинъ, прекрасно… Слава Богу, всего насмотрлся… Могъ-бы цлый трактатъ написать «Искусство обманывать мужей»…
И вдругъ, какъ бы спохватившись, онъ сказалъ ласково и нжно:
— Но ты скажешь мн правду, ты скажешь, отъ кого было то письмо…
— Конечно, я всегда скажу теб все… Но чужія тайны не могу выдавать…
— Видишь: тайны! У тебя не можетъ быть тайнъ отъ мужа… Понимаешь: не можетъ! Ты теперь вся моя, со всми чувствами, мыслями, желаніями, — вся!
Ей понравился его горячій тонъ, и она неожиданно обвила своими тоненькими ручками его лысющую голову и нжно поцловала ее.
Онъ опять весь просіялъ и снова станъ шептать ей, точно боялся, что кто-нибудь услышитъ его:
— Я знаю, что ты чуть не вдвое моложе меня, знаю, что ты красавица, а я некрасивый, но вдь ты моя жена… И я не могу допустить, чтобы ты была хоть на минуту не моя, понимаешь ли: ни вниманіемъ, ни думами, ни заботами — ничмъ…
Она опять ласково обняла его и стала также тихо говорить ему слова любви. Онъ счастливо и радостно слушалъ ее и вдругъ, полушутя, скоре утвердительно, чмъ вопросительно, сказалъ ей:
— Вдь ты до меня никогда никого не любила.
Она молчала.
— Неужели ты уже любила кого-нибудь? — серьезно спросилъ онъ.
— Да.
— Почему же ты мн не сказала объ этомъ?
— Ты не спрашивалъ меня…
Онъ быстро всталъ и заходилъ по балкону.
— Давно? — не смотря на нее, спросилъ онъ.
— Я была въ предпослднемъ класс… Значитъ, пять лтъ тому назадъ.
Онъ облегченно усмхнулся и, подойдя къ ней, спросилъ:
— И долго это продолжалось?
— Пока я не познакомилась съ тобой… Впрочемъ, должно быть, дольше. Помнишь, мы съ тобой и съ сестрами были какъ-то на выставк картинъ, и ты спросилъ меня: отчего я покраснла и взволновалась?
— Ты увидала «его»?
— Нтъ… Только очень похожаго на него…
— И отъ этого такъ заволновалась? Не врю, Юля, не врю… И почему было не сказать правду? Я долженъ все знать, что было въ твоей жизни. Все! Тогда, на выставк, ты встртила его?
— Да нтъ же!.. Слушай…
Но онъ не слушалъ ее и быстро спустился въ садъ.
Теплый майскій вечеръ былъ весь напоенъ запахами и переполненъ звуками. За ркой, въ лсу, несмолкаемо пли соловьи, въ пол, въ овс, трещали перепела. Теплая желтая луна спокойно плавала въ безоблачномъ неб.