— Знаю, знаю. Что вы у Локкарта делали?
— Роберт устроил обед в честь отъезда Робинса. И вдруг этот человек выходит из спальни…
— Ты запомнил его?
— Почти нет. Он промчался как сумасшедший, все были так напуганы…
— Его фамилия Брауде. Капитан Павел Брауде. Рост 168, худощав, узкое и, надо сказать, неприятное лицо, лицо тупого упрямца, волосы светлые, пшеничные, редкие, с залысинами, глаза чуть навыкате, заметный шрам на левой щеке. Он, между прочим, у Локкарта за тобой следил Поэтому будь внимателен. Особенно если вздумаешь без меня зайти в гости к Аглае Николаевне. — Ефим Львович усмехнулся: — Ты нас тогда в один миг всех провалишь. Этот полулатыш-полуеврей-полунемец Брауде звезд с неба не хватает, но цепкий, сукин сын! Запомнил, что я тебе сказал?
Каламатиано кивнул.
— Держи. — Синицын протянул ему трость.
— Зачем? — удивился Ксенофон Дмитриевич. — У тебя опять позвоночник болит?
— Пока Бог миловал. Я для тебя эту палку прихватил. Если б ты был повнимательнее, то сразу бы узнал ее, — загадочно проговорил подполковник.
— Это трость Ликки?
Ефим Львович кивнул. Он легко открутил верхнюю часть, соединяющуюся с нижней винтовой резьбой, и внутри оказался довольно объемистый тайник. Подполковник снова закрутил трость, взмахнул ею, со свистом разрезая воздух.
— Хорошее оружие и тайник. Это дуб, он не расколется, а крепкий удар быка свалит с ног. Ликки неплохо умел ею защищаться, но мой приятель был обучен кое-каким приемам и выбил трость у него из рук. Тогда твой приятель сыпанул ему в лицо пригоршню едкого красного перца. Неплохой ход! — усмехнулся Синицын. — Можешь себе представить то море удовольствия, что испытал мой товарищ.
Он достал небольшую коробочку и протянул Ксенофону Дмитриевичу.
— Это перец. Но не простой, а африканский, он может разъесть кожу до костей, если тотчас же не смыть его. Тут уж, сам понимаешь, противнику будет не до преследования. Так вот и скрылся твой Ликки. Ну а мы получили хорошее оружие, к тому же проверенное и испытанное. Мой морской разведчик полторы недели ходил с обожженным лицом. Хорошая вещь! Держи! Коробок я сам сконструировал, Он легко открывается одной рукой и направляет струю перца, которая летит точно и целенаправленно. После этого ты можешь с неприятелем делать все, что хочешь. А трость хорошее подспорье и, главное, тайник.
— Спасибо, — растроганно проговорил Каламатиано, забирая трость и коробочку с перцем. — Я даже не знаю, чем смогу отблагодарить тебя…
— Это я у тебя в долгу! — улыбнулся подполковник. — Ты меня на ноги поднял и сейчас руку дружбы протянул. Ты сам не понимаешь, как это много для меня значит!
Подполковник резко развернулся и зашагал прочь, чтобы скрыть комок, сдавивший горло.
13
В начале мая Ленин еще с оптимизмом смотрел в будущее, впервые празднуя 1-го числа День международной солидарности трудящихся. Начиналась эра новых советских праздников, новой монументальной пропаганды. 5 мая вспомнили о дне рожденья Карла Маркса и эту дату ввели в красный календарь.
7 мая в Москве самым неожиданным образом объявился высокий жгучий брюнет с крупными чертами самоуверенного и, может быть, даже несколько надменного лица, которое с первого же взгляда привлекало к себе женщин лихим разлетом черных бровей и бесстрашным, самоуверенным взором. В хорошем европейском костюме, с алмазной булавкой в галстуке, набриолиненными волосами и в накрахмаленной рубашке, он сошел на перрон Николаевского вокзала, как принц Аравийский. Сдал на руки носильщику свой саквояж и не спеша двинулся к выходу, снедаемый жадными взорами дамочек в шляпках и не делая никаких попыток хоть одной из них подать робкую надежду.
Нет, его весьма радовали и вздернутые носики, и увлажненные блистающие взоры, и даже шляпки с цветочками, он, со своей стороны, точно так же бы съел их всех, но в этот солнечный день он был настроен по-босвому, как Наполеон после бегства с острова Эльба или как все тот же принц Аравийский.
На привокзальной площади, едва он появился, извозчики тотчас кинулись к нему, но незнакомец предпочел автомобиль, хотя шофер и не думал никуда уезжать, поджидая какого-то важного пассажира, которого побежал встречать чиновник Наркоминдела. Но распахнувший дверцу внезапно появившийся «дипломат» с черной массивной тростью, набалдашник которой был украшен изумрудами, правда поддельными, даже не удостоил водителя благосклонного взора: он достал из кармана белоснежный платок и, небрежным жестом протерев сиденье, молча показал шоферу, сколько грязи в его машине.
— А-а-а… — промычал водитель, сам не понимая, откуда взялась на сиденье такая грязь, потому что только утром он тщательно вычистил тряпкой весь салон.
— В Кремль! — с чуть заметным иностранным акцентом властно приказал пассажир, расположившись на заднем сиденье и захлопнув дверцу. В эту секунду шофер напрочь забыл о мелком наркоминделовском чиновнике, с которым приехал, точно его никогда и не существовало, нажал несколько раз на клаксон, заставляя извозчиков посторониться, и помчал незнакомца к заветным зубчатым стенам из красного кирпича.