Первый ученик

- Еще бы, - сказал Минаев. - Подбежал ко мне какой-то тип в пиджачке. Рожа пьяная. Так сивухой от него и прет. Схватил за рукав и орет: «А ну иди, иди к директору, он тебе покажет, как в такие дела путаться». Орет, слюни у него изо рта текут. Зло меня взяло. Я как развернусь, да как ударю его по лицу, а он, мерзавец, еще крепче в рукав вцепился. Я и так, я и этак, не вырвусь, да и только. Наконец, улучил удобный момент, дернул руку, а рукав - ррр и пошел по шву. Спасибо кто-то подоспел на помощь, а то я либо совсем без рукава остался бы, либо этот тип действительно приволок бы меня к Аполлону Августовичу.

- Либо, - сказал Лебедев, - сделали бы из тебя котлету. Этим пьяным черносотенцам попадись только в руки… Ну, пошли. Кому куда? Я - направо.

И, распрощавшись, они разошлись в разные стороны.

***

Когда Медведев явился домой, мать спросила:

- Почему поздно так из гимназии?

- Нас водили всех на прогулку…

- А где фуражка?

- Я наклонился над рекой…

- Неправда! - оборвала мать. - По глазам вижу, что неправда. Покажи глаза.

- Вот еще, - отвернулся тот. - Говорю - значит, правда.

- Покажи глаза, - повторила мать. - Так, так, - покачала она головой, - нечего сказать, хороший мальчик. Так где же ты был?

Не умея выпутаться, Медведев ответил:

- Дрался.

- С кем же ты дрался?

- С войсками.

- Что?

- С конницей.

- Боже, - сказала мать, - ты совсем дурак. Был маленький - я тебя в угол ставила, а теперь что я буду делать с тобой? Что?

- По-моему, ничего, - спокойно ответил Медведев.

- Из дому выгоню! В пастухи отдам! - не унималась мать. - Ты меня еще долго изводить будешь?

- Если бы ты читала Гюго, так ты бы…

- И Гюго отберу, и все книги в печке сожгу.

Медведев надулся и сел за стол.

- Ешь хорошенько! - уже не помня себя, кричала мать, ставя перед ним супник. - Боже мой, ну почему ты не маленький? Я бы снова тебя отлупила зонтиком.

И, окончательно разволновавшись, она заплакала и ушла из комнаты.

Медведев оглянулся, вздохнул и потянулся за ложкой…

***

События разворачивались быстро.

В тот же вечер в мужской и женской гимназиях состоялись заседания педагогических советов.

В мужской гимназии решили: «Лебедева Петра, ученика восьмого класса, за безобразное поведение, за подстрекательство и личное участие в уличных беспорядках к выпускным экзаменам не допускать. Остальным сделать строжайшее внушение и предупредить в последний раз».

В женской постановили: «Ученицу восьмого класса Анну Шурупову за безобразное поведение, за подстрекательство и личное участие в уличных беспорядках к выпускным экзаменам не допускать. Остальным сделать строгое внушение и предупредить, что если они…»

Остальное все понятно.

ТЯЖЕЛАЯ ВЕСТЬ

В аптеку вошел Лебедев. Самоха увидел его и… покраснел. Ему вдруг стало стыдно, что он уже не гимназист, а какой-то аптекарский мальчик, ступкомойщик, как прозвал он себя.

- Здравствуйте, - не совсем дружелюбно ответил он на поклон Лебедеву и пошел было за перегородку, но тот остановил его и сказал:

- Будьте добры… На десять копеек мятных капель…

Самохину еще не разрешалось заниматься отпуском лекарств, но, боясь окончательно уронить себя в глазах Лебедева, он решил нарушить это запрещение и направился к дальнему шкафу, где стояли пузырьки с мятными каплями.

Лебедев пошел вслед за ним и, улучив удобную минуту, шепнул:

- Тсс… Самохин…

Тот оглянулся, спросил удивленно:

- Что?

- Выйди к воротам, есть важное дело, - шепотом сказал Лебедев и, чтобы отвлечь подозрение появившегося в дверях Карла Францевича, закончил нарочито громко:

- Да-да, на десять копеек мятных капель и зубного порошка коробочку.

- Может быть, пасты? - подошел и любезно спросил Карл Францевич. - Есть прекрасная паста. Она, знаете ли, так приятно освежает рот. Разрешите предложить? А ты чего здесь? - вдруг грубо сказал он Самохину и кивком головы указал ему на перегородку, за которой скрывалась неприглядная ступкомойка.

Самоха вновь покраснел и, отвернувшись от Лебедева, быстро ушел из аптеки.

В ступкомойке он сел на табурет и задумался. После того как Карл Францевич так презрительно подчеркнул его роль в аптеке, ему уже совсем не хотелось показываться на глаза Лебедеву. С другой стороны, мучило любопытство: зачем так таинственно вызывают его к воротам? Что случилось?

- Пойду все-таки, узнаю, - решил он и, стараясь не стучать дверью, осторожно улизнул во двор.

Не прошло и двух минут, как к нему подошел Лебедев.

- Слушай, Самохин, - сказал он, - в гимназии ты всегда был хорошим товарищем. Выполни, пожалуйста, одно поручение. Вот записка. Ее надо передать Токареву.

- Мухомору? - удивился Самоха.

- Да. Я знаю, что вы друзья. Сделаешь это для…

- Для кого?

- Ну… - засмеялся Лебедев. - Для… Для общего дела. Понимаешь? Понимаешь, о каком общем деле я говорю?

Самоха подумал…

- Понимаю, - сказал он. - А ответ?

- Если будет нужен ответ, я приду за ним сам. И ты вообще помни: если зайду в аптеку, значит, потом обязательно выходи сюда, к воротам. Так… Ну, как тебе служится? Хорошо?

Самоха махнул рукой.

- Плюну я, должно, на эту аптеку, - сказал он. - Тут еще служит один фармацевт лопоухий, так он хуже…