Царь на пиршестве вино хлебает да в ладоши хлопает, ежели медведь кого лапой до крови зацепит. Федька по праву руку от него сидит и довольно ухмыляется да глазами врага своего злейшего, Малюту Скуратова, ищет.
А вот и он. Явился, не запылился. Прямо к Царскому столу идет да Федьке улыбается. Дескать, рано ты, Федя, свою победу празднуешь.
– Государь, с праздником тебя великим! – шапку с головы Малюта снимает да Царю поклон бьет.
– И тебе благодати желаю, – Царь ему отвечает.
– Смотрю я, ты бои медвежьи любишь? – Малюта хитро улыбается.
– Верно, – Царь кивает да Федьке чарку пустую протягивает. – Вот Басманов меня повеселить решил. Потешить душу мою.
– А я вона, тоже тебе веселье придумал, – Малюта руки потирает да слуге своему кивает. – Привел я тебе чудо чудное. Мишку своего личного. Коль прикажешь, так он с медведем твоим поборется.
Царь головой кивнул и с интересом на поляну воззрился. А там уже слуги Скуратовские диковинку выводят. Издали и не поймешь, кто это. Не то зверь чудной, не то человек в шубе медвежьей. Только голоса его не слышно. Одно мычание. И смрад от него такой стоит, что по всей площади он, как туман, сеется.
– Что за чудо-юдо такое? – Царь с интересом подарок разглядывает.
– А помнишь месяца два назад ты ко мне боярина Савина приводил? С сыном его, – Малюта Царю подмигивает.
– Так он помер тогда. Не сдюжил дознания нашего, – Царь удивленно бровь вскидывает.
– Верно, государь, – Малюта кивает. – А сынок евонный крепче оказался. Так вот я с него местами кожу-то содрал да в освежеванную шкуру медвежью и зашил. Не поверишь, государь, сросся он с кожей медвежьей. Только вот гной иной раз из швов текет да смердит он, как черт.
Федька в ужасе весь передернулся. Смотрит он на Царя и видит, как глаза у того огнем вспыхнули. Будто ребенок малый игрушке радуется.
А тем временем тело изуродованное, шкурой обшитое, в загон толкнули, где медведь его ждал.
Мишка на задние лапы привстал, носом воздух втянул. Посмотрел глазом черным на жертву свою да стал к заборчику пятиться. А пленник прям на медведя идет да руки к нему тянет. Воет и стонет он при каждом шаге. А медведь все дальше от него отступает.
– Что ж ты, мишка, пужаешься? – из толпы ему кричат.
– Это токмо человечишка слабый! – толпа медведя подбадривает.
– Ату его, мишка! Рви на части!
Вдруг пленник пред медведем на колени падает и кричать начинает, что есть мочи.
– Убей ты меня! Пожалей несчастного! Нету сил боле терпеть муку адскую! Я живьем гнию! Прекрати мои страдания!
Медведь к нему ближе подошел, лапы огромные на плечи положил и сдавил шею узника что есть мочи. В тишине полной захрустели кости сломанные. Тихо рыкнул медведь и отпустил тело мертвое из объятий своих смертельных.
– Никак игрушка твоя сломалася, – Федька от картины страшной взгляд отворачивает. – Неужто мишка мой сильнее оказался?
– Не сильнее он его… – Малюта вздыхает. – Слишком медведь твой жалостливый. Мог бы сначала наиграться, а потом уж и убить смертника.
Посередь заседания думского подошел к государю воевода Басманов да на ухо шепнул:
– Там с Ярославля гонец. Говорит, что с делом важным до тебя.
– Кто таков? – Царь хмурится.
– Да дьякон Перфирий из Спасской, – воевода отвечает.
– Пущай войдет! – Царь рукой машет.
В двери открытые солдаты дьякона седого втолкнули. Тот на колени упал да прямо до царского трону пополз.
– Челобитная к государю! – выкрикивает он, Царю кланяясь.
– Говори! – Царь вперед подается.
– Я к тебе с доносом, государь! На князя Ростовского. Он к пленным больно милостив. Слухи ходют, что хочет он бежать к королю польскому и воевода полоцкий обещал ему озаботиться о доставке его невредимым, – дьякон отвечает.
– Отправить за князем отряд опричный! Лишить предателя головы! – Царь с трона подпрыгивает да посохом об пол бьет.
– Разреши мне, государь с войском ехать, – Федька к нему поднимается. – Засиделся я без дела. Хочется размяться да службу тебе сослужить!
– А поезжай, Федя! – Царь с ним соглашается. – Исполни волю мою царскую. Будь десницею моей справедливой! Покарай предателя да изменника!
========== Глава 20 ==========
И снова ночь на землю спустилась. Закутала небо облаками, словно перинами белыми. Встряхнула их и засыпала землю снегом белым. Вот и третья ночь… без сна и без отдыха…
Царь в углу опочивальни сидит. Голова тряпицею покрыта. В руках свечка догорает, пальцы обжигая воском горячим. Только Царь боли не чует. Трясется он всем телом, будто болезнью охваченный. И хрипит он тихо молитвы странные.
– Господи… господи… господи… Пощади! Пусть они замолчат! Все замолчат навеки! Пусть сгинут с глаз моих, господи!
– Государь! Ты чего это в угол забился? – Васька в опочивальню царскую заходит да перед Царем на корточки присаживается.
– Кто тут есть? – Царь испуганно вздрагивает.
– Так это я – шут твой. Васька, – удивленно скоморох отвечает и тряпицу с головы царской снимает.
– А ты живой ли? – Царь глаза красные на шута поднимает да лицо его рукой трясущейся щупает.
– Живой покуда, батюшка, – Васька Царю подняться помогает да ведет его до полатей.