Пес государев

– Государь, вьюга подымается! Недалече тут Тайнинское. Остановиться бы. Коней надобно сменить да людям отдыха дать.

 

Царь рукою махнул воеводе Басманову да в шубу с головою закутался.

 

До Тайнинского к обедне доехали. К тому времени вьюга над землею разразилась страшная. В лица путникам комья снега полетели, а от ветра холодного дышать стало не можно.

 

Отвели Царю хату самую богатую. Хозяин дорогого гостя хлебом-солью встречает. Жинка его молодая все, что есть съестного в доме, на стол мечет.

 

– Не гневись, царь-батюшка. Чем богаты, тем и рады. Вот отведай-ка капусты, в бочке квашеной, да куру, в печи томленую, с кашей гречневой распаренной. И винца пригуби яблочного.

 

Царь сидит на скамье да от завывания ветра под крышею вздрагивает. Чудятся ему голоса сатанинские в пении ветра за оконцем. Снова колокола набатные в голове его гудят. Опять мысли страшные душу выкручивают.

 

«Пропаду! Сгину в аду снежном! Вона как души убиенных за окном воют. Моей погибели просют!»

 

– Басманова ко мне! Федора! – кричит Царь охраннику, сам к печке в уголок забивается да глаза из темноты в окно таращит.

 

– Тю… да что с тобой такое, государюшко? – Федька в горенку заходит да шапкой снег с сапог смахивает.

 

– Боязно мне, Федя! Ой как боязно. Устал я от дум тяжелых. Хочется мне душою расслабиться да телом отдохнуть, – Царь ему из-за печи отвечает.

 

– Так ты на свет-то выйди, – Федька ему улыбается. – Давай гостинцев хозяйских отведаем. Вина доброго пригубим. А к вечеру распорядился я баньку истопить. Ужо и попарю я твои косточки. Как молодой теленок на лугу бегать станешь!

 

Ай да Федька! Ай да молодец! Угодил Царю! Все его желания справил. И поел Иван с ним, и вина выпил. И разговор с ним душевный завел.

 

– А ведь знаешь, Феденька, что я думаю? – Царь с улыбкою из рук Басманова чарку с вином принимает. – Ежели дело наше выгорит и бояре придут мне челом бить, велю я отделить себе кусок земли. Опричнину. И будет на той земле токмо моя власть. Соберу я в ней людей самых верных. И будут они от имени моего там править. А еще хочу всех ворогов и предателей казнить. Бояр ненавистных. Супостатов и воров!

 

– Но ведь государь, – Федька головой качает. – Не по закону сие и не по праву. Не можешь ты без суда и следствия бояр казнить.

 

– Так а кто ж тебе сказывал, что суда не будет? – Царь весело Федьке глазом подмигивает. – Все по закону будет, Феденька. Ибо я и буду законом. В застенках да казематах они у меня сами вину на себя брать станут, чтобы от мучений себя оградить. Захлебнутся они в своей черной кровушке! Поперхнутся своими потрохами гнилыми!

 

– Ох и голова у тебя, государь, – Федька радуется. – Полна она мыслей великих да правильных.

 

– А ты готов ли служить мне верою и правдою, быть поддержкою в деяниях моих? – Иван брови хмурит и в глаза Федькины бездонные заглядывает.

 

– Для тебя, государь, живота не пожалею, – Федька себя в грудь широкую кулаком бьет. – Ты только прикажи. Все исполню для тебя, коли чего пожелаешь, – и призывно на Царя смотрит.

 

========== Глава 7 ==========

 

Вот и купола Александровской вдалеке показались. Словно из снега выточенные, стены слободские белые. Царь в санях сидит, смотрит в небо и хмурится. Снова тревога его одолевает да раздумья мрачные. Мечется душа его, словно человек в потемках, да выхода найти не может.

 

– Прикажешь отдых учинить, государь? – воевода с санями царскими ровняется и с лошади вниз свешивается. – Мы вперед с обозом пойдем, обустроимся, а ты в селе недалеком передохни.

 

Царь ему рукой машет и в мысли горькие погружается. Снова Федька перед глазами его. Только не в летнике да кокошнике, а голый совсем. С мокрыми волосами да глазами, как угли пылающими.

 

Давеча, на привале, как и обещался, Федька баньку истопил да за Царем послал. Царь долго в предбаннике мялся да к звукам в парной прислушивался. А тут дверь открылась, и на пороге Федька показался. Царь так и замер у лавки, как истукан каменный, на Федьку любуясь.

 

А тот – краше только ясно Солнышко. Кожа нежная, а под ней словно кровь с молоком бежит. Разрумянились щеки от жара банного. Волосы черные мокры, а с них капли крупные на плечи широкие каплют да ручейками тонкими на грудь проливаются. Очи черные, будто смолой залиты. Губы алые улыбкой манят.

 

– Чего тут маешься, государюшко? – Федька у Царя спрашивает да квас ядреный из бочки черпает. – Давай раздену да в парную сведу. Уж я попарю тебя, батюшка, так, что все хвори из тебя враз выйдут.

 

Федька квасу из ковша хлебнул да в паре банном исчез, словно он Царю привиделся. Тот головою тряхнул, наваждение прогоняя, рубаху с себя скинул и в парную вошел.

 

Сидит Царь на скамье, да как конь молодой на банщика пригожего глазом косит. Федька Царя не боится. Раскинулся на лавке, ноги длинные на погляд выставил. Плечи широкие расправил, потянулся сладко да молвил:

 

– Не угостишь ли ты меня, государюшко, веничком березовым? Так охота силушку твою на себе испытать.

 

Царь с лавки поднялся, веник со стены снял да в обрат повернулся. А там Федька уже готовый лежит. Буйну голову на руки положил, ноги длинные по лавке вытянул да зад крепкий отклячил.