Шел дождь. Мелкий, моросящий дождь, первый в эту осень, он возвещал о конце бабьего лета. Он был почти бесшумным, лишь легкий перестук по крыше почти невесомых капель вторгался в заунывную песню горской флейты. Скоро вслед за ним придут нескончаемые ливни, собьют на землю желтую листву и обнажат черные стволы деревьев. Небо, еще сегодня утром ясное, сейчас почти полностью затянуто тучами, лишь далеко на западе пробивается тусклый свет солнца.
Прикрыв глаза, Ангел слушал печальную мелодию флейты. Он не видел музыканта, ему казалось, будто музыка льется отовсюду. Словно вода, сглаживающая острые грани прибрежных камней, музыка притупляла остроту чувств, успокаивала, баюкала.
Посланник стоял, опершись о перила высокого крыльца буриона -- "дворца" царя тавлантиев. Бурион представлял собой трехэтажный бревенчатый сруб. Он был много больше всех остальных домов, расположенных в строгом порядке в черте крепости. Резные коньки и наличники маленьких, закрытых слюдой окон, точеные перила, выкрашенные в темно-красный цвет дубовые бревна и изящная башенка на крыше, резко выделяли его среди скромных иллирийских избушек. Хотя сие сооружение и не могло тягаться с ослепляющей роскошью дворцов персидских царей, для живущих в здешних краях людей это был шедевр архитектуры, что признавали даже греки, которых такими вещами было сложно удивить.
Бурион был самым высоким сооружением в Сал-Скапеле и, располагаясь на высшей точке горы, гораздо выше крепостной стены, позволял наблюдателю, даже не поднимающемуся в башенку, а стоящему на крыльце, видеть, как на ладони, всю долину.
-- Что-то ты печален сегодня, Веслев.
Завороженный музыкой, Ангел не услышал шагов подошедшего человека. Царь встал рядом с Ангелом, скрестив руки на груди. Ангел, не открывая глаз, сказал:
-- Небо плачет, Главк. Как тогда... Десять лет назад в этот день мы спускались с гор к Эордайку[198]
. Они почти настигли нас.
Главк молчал, Ангел продолжил: