Песчаная роза

Ему было не до этого – бездна предстала перед ним. Он не понимал, как так вышло, что покатился в эту бездну, но это было для него очевидно.

Теща расположилась в квартире как дома, и Роман не представлял, как от нее избавиться. Как жить под постоянно включенный телевизор, не представлял тоже. К счастью, телевизионная повестка – все эти ток-шоу про то, какие хорошие русские и какие плохие все остальные, как следует жениться, разводиться, лечиться, зарабатывать деньги и вообще жить, – исчерпала его терпение так же быстро, как тещины одобрительные комментарии ко всей дичи, которая неслась с экрана. Однажды воскресным утром, услышав, как человек, назвавший себя научным журналистом, рассуждает о том, что Земля с большой вероятностью плоская, потому что по круглой не могли бы течь реки, Роман выдернул шнур телевизора из розетки и попросил тещу отправиться домой. Та подняла крик, в котором упреки, казавшиеся Роману бредовыми, причудливым образом смешивались с почерпнутыми из всех этих телепередач представлениями о том, «как надо». Но в результате теща уехала.

– Если она хочет перебраться в Москву, – сказал он Ире, – пусть продает квартиру в Астрахани и покупает здесь. Деньгами я помогу. Но от жизни с ней меня уволь.

– А со мной? – спросила Ира.

Она спросила это ночью. Открыла дверь в кабинет, куда Роман перебрался спать еще во время ее запоев, подошла к его дивану.

– Ир, прости меня, если можешь, – помолчав, ответил он. – Скажи, что я могу для тебя сделать.

– Толку-то говорить? – усмехнулась она.

И вышла из комнаты.

Роман боялся, что она снова начнет пить. Это означало бы, что расстаться с ней не получится, и что в таком случае делать, было непонятно до отчаяния. Но Ира отдалась другому, причем в самом прямом смысле слова.

Может быть, не другому, а другим – появился у нее один любовник или они менялись, Роман не знал, да и знать не хотел. Когда Ира стала время от времени оставаться где-то на ночь, он лишь вздохнул с облегчением. Правда, она не производила впечатления влюбленной, но воодушевленной все-таки выглядела. Боясь спугнуть удачу, он не спрашивал ни о причине ее воодушевления, ни о том, где она проводит дни и ночи.

Она возвращалась домой все реже, пока наконец не исчезла на неделю. На его звонки не отвечала, но ответила на сообщение, в котором Роман спрашивал, все ли с ней в порядке, иначе он обратится в полицию с заявлением о розыске.

«Все в порядке, – написала она. – Я нашла свой путь».

Только этого не хватало! Что означает такое объяснение?

«А главное, что я должен делать?» – подумал он с усталостью и злостью.

И решил, что, должен или не должен, а не может с этим сделать ничего.

Однако уже через несколько месяцев что-то делать пришлось, да и не что-то – пришлось напрячь все силы, потратить все деньги, на которые собирался купить машину, и задействовать все связи для того, чтобы выпутаться из дурацкой и опасной ситуации.

Свой путь Ира нашла в секте, адепты которой веровали, что конец света будет счастливым и светлым для тех, кто отдаст свою душу и тело ее руководителю. Кроме души и тела следовало отдать также и собственность. Особенно приветствовалась недвижимость.

Все это было так уныло и глупо, как будто вылезло прямо из телевизора, из самых бессмысленных программ. Как это могло проникнуть в его жизнь? Он не понимал.

Ира подписала документы, согласно которым передавала принадлежащую ей долю семейной собственности каким-то людям, фамилий которых не могла вспомнить. Роману казалось, что о таких уловках осведомлены уже и малые дети, и даже они на это больше не ведутся. Но Ира повелась.

Когда уже после всех юридических ухищрений, после судов и полицейских рейдов в какие-то сектантские квартиры она вернулась в Сокольники, то выглядела как выпотрошенная рыба. Глаза потускнели, как у старухи, голос был еле слышен.

– Что я натворила? – сев на пол в прихожей, сказала она. И, подняв на него глаза, добавила: – Что мы оба с тобой натворили?

Этот вопрос, заданный с растерянностью и болью, был хуже пощечины. Что на него ответить, Роман не знал.

Как так вышло, что последовательные действия, каждое из которых само по себе было честным, привели к тому, что два человека, их совершавшие, оказались теперь глубоко и безвыходно несчастливы? Если бы он понимал, что сделал не так в самом начале, ему, возможно, было бы теперь легче. По крайней мере он знал бы, в чем виноват перед Ирой и собой. Но можно ли считать виной физическое влечение, с которого все началось? Роман не мог ответить, и это вызывало у него злость – на нее, на себя, на то, во что превратилась его жизнь.

Между тем Ира устроилась работать в регистратуру стоматологической клиники и, кажется, решила жить, как все люди живут. Так называла это ее мать, которая продала-таки квартиру в Астрахани, купила комнату в коммуналке в Балашихе и, приезжая навестить дочь, каждый раз громогласно рассуждала о том, что одни в самом центре в хоромах шикуют, а другие у черта на рогах с соседями теснятся, не то что при Сталине, все справедливо было, поровну, и теперь бы так.