— Прошу простить меня, сэр, никак не ожидали столь высокого визита, чем обязаны?
— Приберегите любезности напоследок, — посоветовал Куохтли. — Я уверен, они вам куда больше пригодятся, когда прибудет Леон Янкович.
По рядам солдат пронесся воодушевленный ропот, и Эрих подметил, что каждый из них в той или иной степени осведомлен о фигуре главнокомандующего.
— Так что проводите меня и моего помощника в штаб, а эту земную собаку, — глава филиала разведки указал на связанного Берне, — в карцер! Это опасный шпион с ценной информацией. Смотрите, не упустите его, остолопы! И начистите оружие, а то ходите, как крысы с помойки! Чтобы через полчаса стоял наряд в сотню человек на дороге и встречал высшее начальство.
— Будет сделано! — кивнул лейтенант и бросил двум солдатам, очевидно, сержантам: — Слышали, что сказано?! Снять с полос укреплений пятую и седьмую резервные роты! Живо!
Двое чумазых солдат ускакали в две разные стороны и через секунду уже скрылись в ночи.
— Плохо у вас здесь с освещением! — подметил Гленн усталым голосом, окинув взглядом погасшие фонари. Он передал с рук на руки Эриха, незаметно ему подмигнув.
Эрих ответил недоброй усмешкой. Он чувствовал, что руки свободно болтаются в ремне, и уже предвкушал возможность намять конвоирам бока.
— Штаб у нас в той стороне, — сказал лейтенант и добавил, — прошу следовать за мной.
Не успели Куохтли и Гленн далеко отойти от места встречи с патрулем, как из темноты за их спиной послышался шум непонятной возни, глухо доносились удары. Фернандо улыбнулся англичанину. Процесс пошел. Услышав странные звуки, проводник резко остановился. Его силуэт, отражавшийся в бронированных стеклах купола космопорта, поджался, насторожился.
— Что-то не так! Это определенно надо проверить! — изрек он и скрылся во мраке.
Два агента разведки немедленно сошли с дороги, указанной офицером, и заспешили в сторону, откуда доносились голоса революционеров. Они почти укрылись от лучей фонаря, когда из завесы мрака донесся сухой треск и вопль Берне. «Что с ним могло стрястись? Я же сказал им, что это ценный агент, а они… Неужели убили?» — подумал Куохтли. Он с сожалением указал Гленну на дорогу к штабу, говоря тем самым: меняем план. Англичанин недовольно подвинул бровями, всем видом показывая, что, мол, сдался вам этот юнец, поплелся за главой филиала. В тот же миг на свет божий вынырнул лейтенант и с самодовольной ухмылкой воскликнул:
— Пытался сбежать, подлец! Троих наших уложил. Живучий черт! Ну да ничего, с простреленной ногой никуда не убежит.
— Вы послали за врачом? — осведомился Куохтли.
— Он обойдется теплым приемом, — сплюнул лейтенант.
Глава филиала разведки резко в три шага придвинулся к офицеру и прошипел так, что кровь застыла в жилах даже у Гленна.
— Послушай сюда! Если он умрет, то ты лично ответишь перед господином Янковичем! Понял меня? Пришлите ему врача. И мне плевать, где вы его достанете!!!
— Я лично прослежу за тем, чтобы доктор наложил бинты! — пролепетал лейтенант.
Его била крупная дрожь, видимо, провиниться перед Янковичем значило подписать себе смертный приговор.
— Не стоит, — оборвал Гленн, — я сам разберусь! А то еще чего наломаете! Лейтенант, проводника мне, да потолковее.
— Кого бы вам предложить… — задумался лейтенант, а потом, разведя руками, буркнул, — некого. Толковые разъяснения вас устроят?
Сейчас Гленн был согласен на что угодно, лишь бы отвязаться от процессии, и поэтому удовлетворенно кивнул, внимательно выслушав сбивчивые объяснения все еще испуганного офицера. Англичанин удалился, как только рот лейтенанта захлопнулся. По глазам Куохтли, сверкнувшим во тьме, он понял, что подначек по поводу его безразличного отношения к молодому агенту не избежать. За тот короткий срок совместной работы, что отмотали вместе трое разведчиков, старые вояки прониклись симпатией к не в меру наглому молодому человеку. Его сообразительность, как, впрочем, и не слишком большие притязания к комфортной жизни, не могли не произвести положительного впечатления на их черствые души. Нет, не то чтобы они были бездушными машинами для убийств. Просто пережив столько предательств и обманов, они огрубели настолько, что давно забыли чувство привязанности, настолько в них въелась привычка не оглядываться на вчерашний день. Дружба — единственное, чем Гленн с Куохтли дорожили, поскольку иного им было не дано. Судьба агентов была во многом схожа, возможно, именно поэтому они сблизились. Их семьи отказались от них в тот день, когда они ушли в разведку. И даже дети не присылали им писем. Что теснилось в их изуродованных душах, помимо товарищества, так это неизбывная боль и тоска по прошлому, что глушили они рутиной. Но иногда при виде таких самородков, как Эрих, что-то там внутри дергалось, срывало каменный слой и высвобождало те струны души, которые, казалось, затихли навсегда, истлели и рассыпались в прах…